Читать книгу "Истинный джентльмен - Алекс Вуд"

В такие моменты я всегда жалел, что дуэли – принадлежность давно минувших времен. Я не воинственный человек, но я бы с превеликим удовольствием пронзил итальяшку шпагой или выпустил бы в него пулю. Мне бы следовало родиться хотя бы на сто лет раньше. Хотя тогда я не узнал бы Селин…

Однажды в Вене мне повезло. Я встретил Селин в фойе отеля, где мы поселились (она всегда останавливалась в нем, а я… я покорно следовал за ней).

– Мишель, я ужасно рада, – сказала она тогда. – Я давно вас не видела…

Как можно быть одновременно такой очаровательной и жестокой? Каждое ее слово отравой вливалось в мою кровь. Она говорила, не задумываясь, а я искал тайный смысл в ее фразах и интонациях.

– Мне не хватало вас, – продолжала она, склонив голову набок.

Мимо нас проходили люди, кто-то узнавал Селин и останавливался, но она ни на кого не обращала внимания. Ее удивительные прозрачные глаза излучали тепло. Я опять проглотил язык.

– Что вы делаете в Вене? – тихо спросила она.

Я видел, что она уже знает ответ. Любуюсь вами. Я был и в Вене, и в Мюнхене, и в Мадриде, и в Лиссабоне. Везде, где она пела. Ей не нужно было спрашивать.

– Д-дела, – ответил я, заикаясь. Лицо Селин омрачилось.

– Вы не похожи на делового человека, – жестко сказала она.

– Каждому как-то нужно зарабатывать на жизнь.

Что я нес тогда… Я должен был сказать ей, что ее красота как магнитом притягивает меня и что моя хваленая воля растворяется в ее улыбке без следа. Что мое сердце вместо компаса ведет меня за ней. А вместо этого я пустился в пространные рассуждения насчет своих обязанностей члена Королевского исторического общества Великобритании.

Селин выслушала меня, не дрогнув. Но огонек погас в ее хрустальных глазах.

– Вы очень интересно рассказываете, Мишель, – вздохнула она. – Но мне пора идти. Надеюсь увидеть вас сегодня вечером на «Мадам Бовари». Кстати, после спектакля в моей гримерке будет небольшой праздник. Приходите.

И она быстро пошла к лифту, кутаясь в серебристую шубку.

В этот вечер я впервые невнимательно следил за игрой Селин на сцене. Что означает ее неожиданное приглашение? Она не может не понимать, как я к ней отношусь. Она должна наизусть знать симптомы неизлечимого недуга, которым я болен, ведь она не первый год поет и пленяет. И все же Селин лично позвала меня в гримерку. Неужели я могу надеяться на нежданное чудо?

Конечно нет. Хорошо, что я всегда самокритичен – привитая с детства привычка. Иначе я бы не перенес разочарования.

На «небольшой» праздник в гримерку Селин пришло по меньшей мере человек двадцать пять. Там нельзя было повернуться, чтобы не толкнуть кого-нибудь локтем в спину. Селин, еще в сценическом костюме, была чудо как хороша. Она была довольна выступлением, и ее глаза сверкали как два драгоценных камня. Но за ее спиной, в кресле перед большим трюмо, заставленным всевозможными баночками, сидел итальянский князь. И я пожалел, что принял ее слова за чистую монету.

– Мишель! – звонко воскликнула Селин, увидев меня. – Мой дорогой англичанин, проходите скорее! Скажите, как я понравилась вам сегодня?

Гости нехотя расступились, и я смог подойти к Селин. Она схватила меня за обе руки и ласково заглянула в мои глаза. В другой раз я бы задохнулся от счастья, но сейчас я ощущал себя героем пьески, второстепенным персонажем, необходимым для выяснения отношений между главными героями. Неизвестно почему, но Селин Дарнье решила использовать меня. Для чего? Чтобы возбудить чью-либо ревность? Или зависть? Или просто по прихоти?

В любом случае Майкл Фоссет не годится на такую роль. Я любил Селин всем сердцем, но становиться ее игрушкой не собирался.

– Вы были как всегда прекрасны, Селин, – сказал я с неизвестно откуда взявшейся холодностью. – Но, по-моему, мадам Бовари не самая выигрышная ваша роль. В «Тоске» вы намного эффектнее.

У Селин вытянулось лицо, а я почувствовал укол совести. Не слишком ли далеко завела меня оскорбленная гордость? Но деваться было некуда. Моей оплошностью воспользовались другие, и вокруг Селин загудели голоса, уверяя ее в том, что она божественно пела.

– Мишель прав, – возразила она. – В «Тоске» я действительно пою лучше.

С этими словами она посмотрела на меня точно так же, как тогда, на венецианском карнавале. И я немедленно пожалел о том, что вокруг столько людей. Если бы только сейчас мы были одни, я бы не стал молчать! Я бы рассказал ей, что за два года от прежнего Майкла Фоссета не осталось и следа. И что я ничего не прошу взамен, а лишь хочу, чтобы она знала о моей любви.

Хотя зачем ей слова? Разве Селин не знает обо всем и без них?

– Значит, «мадам Бовари» в Лондон я не повезу, – серьезно продолжала Селин, но в ее глазах плясали чертики.

– Ты собираться Лондон? – грубо окликнул ее итальянец. Он очень плохо говорил по-французски.

– Да, – кивнула Селин. – Я, страшно сказать, ни разу там не была. Конечно, если Мишель приглашает меня…

На меня смотрели все, кто был в гримерке. Кем они считали меня? Следующим избранником дивы? Заместителем итальянца? Бывшим любовником? Импресарио? Мне было все равно. Я хотел бы знать, кем меня считает Селин!

– Лондонская публика будет счастлива видеть великую Селин Дарнье на сцене нашего оперного театра, – сказал я отстраненно.

Кажется, итальянец взглянул на меня с заметным удивлением.

– А вы, Мишель? – спросила Селин с заметным волнением. – Вы хотите видеть меня в Лондоне?

Это было уже чересчур. Селин Дарнье – превосходная актриса, и ее невозможно было заподозрить в притворстве. Почти невозможно. На этот раз она перегнула палку. Смуглое лицо итальянца исказилось. Я видел, что стрела Селин попала в цель. Но она выбрала неудачное средство, чтобы привести его в ярость.

– Для меня это не имеет большого значения, – проговорил я. – Я могу себе позволить наслаждаться вашим искусством в любой точке планеты.

Селин поджала губы. А я понял, что дальше так продолжаться не может. Я должен выйти из этой недостойной гонки. Мое место у трона тут же займет другой, так что Селин и не заметит моего отсутствия. Я буду любить ее вечно, потому что второй такой нет во всем мире. Но я устал преследовать мечту…

– Как вы жестоки, Мишель, – прошептала Селин, словно мы были одни. Мы вели с ней свой разговор, непонятный остальным, которые с жадностью ловили каждое слово и недоумевали.

– Это не жестокость, – усмехнулся я. – Это правда. Где бы вы ни находились, для меня ничего не меняется.

– Равнодушие? – предположила она осторожно.

– Наоборот.

– Хватит говорить загадки, Селин! – закричал итальянец. – Давайте веселимся, мы завтра уезжаем Вена!

Откуда-то появилось шампанское, захлопали пробки, зазвенели бокалы. Меня ловко оттеснили от Селин. Но я и не пытался остаться рядом с ней. Я только что поставил точку и не хотел начинать все снова.