Читать книгу "Линия мести - Марина Серова"

— Размечталась! — засмеялась девушка. — Там же полно всего, что нельзя есть больным! Мало того, что мучное, так еще и всякая колбаса, сыр, еще бог знает что… Если подумать, в пицце ни одного нормального полезного продукта!

— Зато вкусно, — пожала плечами я. — И потом, в Италии это национальное блюдо.

— Ага, национальное! — усмехнулась Аня. — Да это просто еда бедняков! Ведь знаешь, как она появилась? Бедные хозяйки складывали все оставшееся, перемешивали — и на сковородку. Вот вам и обед! А сейчас это выдают за национальное блюдо.

— И что, ты не ешь пиццу? — удивилась я.

Аня меланхолично пожала плечами.

— Ем, конечно… В столовой в университете, например. Девчонки из группы ведь тоже себе еду покупают, я же не буду как белая ворона капустный салат жевать! Но не каждый день я себе такое позволяю. Так, иногда. Но все-таки я приверженец более здорового питания, хотя и не всегда получается… Тортики там по праздникам — мама очень вкусный «Наполеон» готовит, летом — мороженое, конфетки-шоколадки… Ладно, до тридцати-сорока можно, пока обмен веществ не замедлился и организм переваривает все подряд. Потом уже старость — и пожалуйста, то нельзя, се нельзя… Но ты не подумай, я вот наркотики и алкоголь вообще не употребляю. И не курю! Хотя одногруппницы некоторые дымят, но я эту гадость никогда не пробовала и не собираюсь. Оно мне нужно — травить свои легкие? Да и зубы у курильщиков просто жуткие — либо желтые, либо черные. Фу, дрянь какая!

— Ты права, сомнительные удовольствия, — согласилась я. Мы еще немного поговорили о здоровом образе жизни, вредных привычках и, наконец, сошлись во мнении, что больничная бессолевая «диета» — все-таки не самое худшее, что может быть, а котлеты на пару совсем даже ничего.

Остаток дня прошел незаметно — впервые после долгого периода нахождения в больнице я не была зациклена на собственном состоянии и не мучилась бесконечными вопросами, кто меня подстрелил и когда я смогу полностью восстановиться. Общительная Аня без умолку что-то рассказывала, и я позволила ей меня увлечь. Скажу, что в обычной жизни у меня близких подруг не было — не по долгу службы я общалась только с тетушкой Милой, и этого мне вполне хватало. По натуре я одиночка и свободное время предпочитаю проводить за просмотром фильмов. Я совсем не сентиментальная барышня, которая вываливает все свои проблемы подружкам и часами может болтать по телефону. Напротив, мне вполне комфортно находиться наедине с собой, а общения хватает с клиентами и подозреваемыми. Однако сейчас я изменила себе — меня нисколько не напрягали разговоры с Аней, и я не хотела остаться одна в палате. Может, повлияло то обстоятельство, что я оказалась в больнице, может, сама обстановка так воздействовала на меня, а может, я устала от бесконечных попыток как можно скорее восстановить все функции своего организма. Я предпочла не задумываться о причинах своей внезапной «общительности» и попросту спокойно разговаривала с соседкой по палате.

Отбой в больнице был строго в девять вечера. Все та же Роза Андреевна зашла к нам в палату, вытащила из подставки две колбочки с таблетками. На одной была написана фамилия Ани, на другой — моя. Мы получили по несколько пилюль, у меня они были белые, розовые и голубые, у Ани — просто белые. Я было поинтересовалась, что нам за лекарства дают, но Роза Андреевна пожала плечами.

— Я вам не могу сказать названия препаратов, — пояснила она. — Их выписывает врач, утром таблетки раскладывают по колбам для каждого больного. Вы же говорите доктору о своем состоянии? Вот исходя из этого, вам и прописывают лекарства. После выписки — это уже касается Анечки — надо будет получить список препаратов, которые потом купите в аптеке.

— Да я знаю, — беззаботно мотнула головой Аня. — Хорошо бы те же самые получить. А то у меня иногда бессонница начинается, когда заданий в университете много, могу несколько часов ворочаться в постели и не спать. А тут — не знаю почему, но со сном у меня вообще проблем нет! Мгновенно вырубаюсь и просыпаюсь в семь утра, хотя дома могу и в пять подскочить!

Девушка запила свои лекарства водой, я последовала ее примеру. В принципе я согласна с Аней — я тоже в больнице сплю слишком много, в обычной жизни мне хватает и пяти-шести часов ночного отдыха, а здесь я прямо-таки на каникулах. Сплю, ем и в принципе, помимо ходьбы и зарядки для тела и ума, ничего больше не делаю.

Убедившись, что мы добросовестно выпили все пилюли, медсестра пожелала нам доброй ночи и выключила верхний свет. Палата погрузилась в темноту.

Глава 3

Я слышала, что в палату кто-то вошел, однако было темно, свет не включили. Наверно, Роза Андреевна проверяет, спим ли мы, лениво подумала я про себя и постаралась снова погрузиться в блаженный, спокойный сон. Мысли, которые текли и без того медленно, казались далекими и ненастоящими, как будто принадлежали не мне, а кому-то другому. Я позволила им лениво проползать мимо, не задерживая ни одну и не сосредоточивая на ней внимания.

Но этот шум упорно мешал мне заснуть — он не затихал, а становился все громче и громче. Я даже немного рассердилась — на дворе ночь, а мне не дают спать. Но когда неугомонный посетитель принялся трясти меня за плечо, я уже не могла не обращать на это внимания. Я с трудом разлепила глаза и кое-как сфокусировала взгляд на ночном госте. Я с трудом разглядела лицо Степана Сергеевича.

— Женя, скорее просыпайся! — повторял он как заведенный. — Твоя тетя, тетушка Мила, она…

— Что? — медленно проговорила я. — Она пришла меня навестить? Мне надо выйти из палаты и поговорить с ней?

Но лицо Степана Сергеевича не выражало никаких эмоций, кроме тревоги. Он покачал головой.

— Твоя тетя… трагически погибла. Мне очень жаль…

Яркая вспышка — и я теряю сознание. Очнувшись, нахожусь уже не в палате, а в машине. Степан Сергеевич за рулем, мы куда-то едем… Только куда? И что с тетей Милой? Она… погибла?… Но может, мне привиделось? Я могла все это сама себе надумать… Только куда мы едем со Степаном Сергеевичем, куда он меня везет?

Я хочу спросить об этом врача, но не могу заставить себя произнести ни слова. Внезапная усталость заставляет меня прикрыть глаза — только на секунду, однако, когда я открываю их снова, картинка происходящего меняется. Я уже никуда не еду — вместе со Степаном Сергеевичем мы стоим на мокрой от весеннего дождя земле. Голые ветки деревьев, еще не успевшие покрыться первой листвой, одиноко тянут свои длинные когти ко мне, точно хотят схватить меня и притянуть к себе. Я оглядываюсь по сторонам — много людей, некоторых я знаю, а некоторых — нет. Лица, бесконечные лица с горестным выражением, черные одежды, скорбные позы… Я смотрю в центр круга, который образован стоящими людьми, и вижу длинный продолговатый гроб. Я, словно зачарованная, подхожу к нему и смотрю внутрь. Спокойное, умиротворенное выражение восковой маски, на которой застыла грустная полуулыбка, скрещенные на груди желтые маленькие руки… Почему-то мертвые так похожи на восковых кукол. В них практически не узнается человек, который когда-то был живым. Я привыкла видеть тетушку вечно суетящейся возле плиты, придумывающей рецепты, изумительно готовящей изысканные блюда… Активной, радостной, заботливой, такой живой и подвижной… Неужели эта восковая кукла — моя тетя? Моя любимая тетушка Мила?…