Читать книгу "Плод чужого воображения - Инна Бачинская"

– Петя, не надо!

Я только рукой махнул. Гриша мой ученик, хороший парень с несчастной судьбой. В свое время я с ним здорово повозился. Шел поперек и воспитателю, и даже директору. И недаром. Все у него теперь нормально. Встретил на днях, не узнал! Он сам подошел, говорит: «Петр Андреевич, помните меня? Мы вас часто вспоминаем. Спасибо вам! Если бы не вы… Может, надо чего по хозяйству, вы только скажите, я всегда помогу. Тем более я сейчас в отпуске».

Мастером на инструментальном заводе трудится, должность серьезная. Я и позвал его, говорю, если не шутишь, давай, помоги. Я давно крышу собирался подлатать, течет, подлая, как дождь, только ведра успеваем подставлять. Лариса уже всю голову проела. Вдвоем за пару-тройку дней управимся, говорю. Он и пришел сегодня с утра пораньше. Весь день загорали на крыше, и всякие разговоры за жизнь, вспомнили училище, парней, директора. Потом он пошел на речку искупнуться, а я к Доктору – он попросил посмотреть плиту, забарахлила, а потом соседи подтянулись, началось застолье, и я начисто забыл про Гришу. Стыдно. Прихожу на кухню, а он как раз ужинать сел. Говорю, вставай, пошли к людям. Он ни в какую, но я тоже твердо стоял, он и сдался. Привел я его, Лариса табуреточку подставляет, неловко ей. Это, говорю, мой бывший ученик, Григорий Еремин, прошу любить и жаловать. Мастер на все руки. А это наши друзья и соседи. И представил всех. Гриша покраснел, смутился.

Иричка вдруг возьми да ляпни:

– Гриша, подлатаешь нашу развалюху, а то смотреть тошно! Сколько берешь? Имей в виду, мы люди не богатые! – и захохотала.

Как-то грубовато получилось, без уважения. Вроде приказ отдала. Он посмотрел на нее внимательно так, кивнул молча. Любаша, добрая душа, уже накладывает ему на тарелку всякой снеди.

– А чего это мы сидим как девочки в этом самом, женском монастыре? – вылез Денис. – Кто у нас виночерпий? С такой закусью грех простаивать!

– Гриша, а вы что пьете? – спросил Доктор. – Есть шампанское, есть коньяк.

– Я не пью, – отвечает Гриша.

– Не пьете? Похвально, молодой человек. Одобряю. А мы примем слегка, нас уже не исправить. Полковник, разливайте!

Полковник встрепенулся и взял бутылку. Мы выпили.

– Денис, где можно увидеть ваши картины? – спросила Инесса с улыбкой.

– Его картины? – расхохоталась Иричка. – Ты чего, подруга! Какие картины?

– Вы сказали, что он художник… – говорит Инесса с этаким нажимом на «вы», словно черту проводит между ними.

– Шутка. Чертежник в городской архитектуре. Дионисий, тебя еще не турнули?

– Денис хорошо рисует, – с укоризной сказала Зина, это были ее первые слова за все время.

– Спасибо, девочка! – Денис снова чмокнул Зину в макушку. – Ты одна в меня веришь. А кто работать будет, если турнут? Там же одни клерки, ни таланта, ни фантазии.

– А что вы построили? – спросила Инесса.

– Фонтаны! Люблю фонтаны.

– Музыкальный в центральном парке ваш?

– Мой.

– Красивый.

– А то. За что пьем?

– За любовь! – закричала Иричка. – Самое важное в жизни – любовь! И свобода.

– И дети, – сказала Лариса. – У вас есть дети?

Иричка расхохоталась:

– Дионисий, у тебя есть дети?

– Что мы можем знать о своих детях! – фыркнул Денис. – А у тебя?

– Сопли, пеленки, крики… Это не для меня, господа. У меня есть любимая работа, друзья, свобода. Хочется для себя пожить. Я за этот… как его? Чайлд-фри, во! – Она закинула руки за голову, взбила пышные локоны и рассмеялась.

– А что это? – спросила Любаша.

– Бездетность, – объяснил Доктор. – По-английски.

Наступила тягучая пауза. Я перехватил взгляд Полковника – он так смотрел на нее, словами не передать. А как же Инесса? Перевел взгляд на нее – кутается в цыганскую шаль, поводит плечами, ни на кого не смотрит. Вечер свежий, похолодало.

– А я тебя знаю! – Иричка с ухмылкой уставилась на Инессу. – Мы учились во второй школе, только ты постарше. Вокруг тебя так и вились взрослые мужики, а один из мэрии каждый день на машине, мы жутко завидовали. Плюгавый такой, помнишь?

– Не помню! – Инесса раздула ноздри и с нажимом так: – Тебя тоже не помню!

Снова неловкая пауза. Да что ж это за вечер такой? Что ни скажет эта… Иричка, все мимо кассы! Уметь надо.

– Конечно, куда нам, – как ни в чем не бывало хмыкнула Иричка.

– Ирка, хватить бухать, – вмешался Денис. – Расскажи лучше, как я тебя с балкона скинул. Пусть люди знают.

– С балкона? – не поверила Любаша. – Как это? И ничего?

– Головка с тех пор не варит, а так ничего. И пить нельзя.

– Дурак!

– А вы, Денис, тоже учились во второй? – спросил Доктор.

– Нет, мы из одиннадцатой. Классная школа была, парни крутые, по десять приводов на каждого. Иногда пересекаемся по городу, смотришь, в люди вышли, при деньгах. Всех кентов помню, ничего не забыл. И ни-ко-го! – сказал с нажимом. – Пивка возьмешь выпьешь, за жизнь перекинешься… Годы!

Знаю я эту школу. У меня в классе много парней из одиннадцатой, заводской район, неблагополучные семьи. Прекрасно знаю.

– Так не хочется стареть! – вдруг воскликнула Инесса ни с того ни с сего, и я вздрогнул.

– Приходи ко мне в «Баффи», – сказала Иричка. – Мы из тебя красотку сделаем.

Ну, не паршивка, скажете? И подумалось мне, что ничего не забывается! Ничего. Ни детские обиды, ни резкие слова, ни жестокие шутки. Сидит внутри до поры до времени, а потом взрыв. Зацепила, видать, Инесса эту… Иричку, да так, что та никак забыть не может. Тут вдруг ловлю на себе взгляд Доктора, смотрит с интересом, прямо читает по лицу. Киваю ему, он с улыбкой кивает в ответ: женщины, мол, вечные соперницы, что с них взять. Тем более такие львицы.

Между тем наступила ночь, закатные зарницы погасли и высыпали звезды, и потянуло сыростью с реки. И вдруг громко заквакали лягушки! Мы даже рассмеялись от неожиданности. А они квакали, пели, рокотали, рычали, булькали, скрежетали, изнемогая и томясь в теплой темноте ночи.

– Любовь! – сказал Полковник. И мы снова рассмеялись.

– Любовь… Из-за меня покончил с собой один парень, – вдруг сказала Иричка.

– Ирка, не свисти! – сказал Денис. – Не морочь людям голову!

– Правда! Студент политеха. Проходу не давал, звал на свиданки, цветы, конфеты…

– Откуда у бедного студента бабки на цветы и конфеты?

– Подрабатывал где-то. Однажды заплакал… Честное слово! Стоял на коленях и плакал. Руки целовал. Кирилл звали. А мне никак. Ну, он и… – Иричка развела руками и рассмеялась. – До сих пор храню его письма, часто перечитываю.