Читать книгу "Малефисента. Владычица тьмы - Элизабет Рудник"

– Это всего лишь обед, – пожала плечами Аврора, прекрасно зная, что это не так. Не всего лишь.

Покачав увенчанной чёрными рогами головой, Малефисента процедила, поджав губы:

– Меня никогда не желали видеть в Ульстеде. С какой стати я должна соглашаться на этот раз?

– Потому что его мать хочет встретиться с моей матерью.

Эти слова тяжело повисли в воздухе. Малефисента молчала, Аврора смотрела на неё полными надежды и слёз глазами. Малефисента повернулась, чтобы уйти.

Аврора машинально сделала шаг вперёд, протянув руку, словно надеясь остановить крёстную, но затем опустила её. Разве есть на свете сила, способная остановить Малефисенту!

– Хорошо, но хотя бы просто подумай над этим, – добавила она вслед уходящей тёмной фее. – Подумай ради меня.

Ответом Малефисенты был взмах мощных крыльев, поднявших её в небо. Аврора провожала крёстную взглядом до тех пор, пока её фигура не превратилась в чёрную точку на горизонте.

С неспокойным сердцем Аврора повернулась и побрела в свой замок. Ей хотелось надеяться, что Малефисента сумеет найти в себе силы признать своей семью Филиппа и принять приглашение его родителей. Если же нет... Аврора удручённо покачала головой – предстоящий обед и без того обещал быть достаточно непростым.

Филипп стоял в покоях короля, расположенных в самом сердце замка Ульстед, за крепкими каменными стенами. Мальчишкой он любил приходить сюда и, спрятавшись где-нибудь в уголке, подслушивать, как его отец ведёт переговоры с высокими зарубежными гостями или обсуждает со своим военным министром планы предстоящей войны. Богато изукрашенная мебель казалась Филиппу громадной, а головы убитых на охоте животных всегда словно следили за ним со стен стеклянными глазами. Эти охотничьи трофеи, которые по настоянию матери были развешаны в покоях короля, всегда пугали и одновременно притягивали Филиппа. Они превращали отцовские покои в загадочное, какое-то потустороннее место. Из-за отсутствия в них жизни – в буквальном и переносном смысле – Филипп всегда чувствовал здесь себя неуютно и напряжённо.

Когда Филипп повзрослел, покои перестали быть для него загадочными. Теперь мёртвые глаза животных наводили на него тоску, не более того. И хотя Филипп очень любил проводить время с отцом, он всё чаще предпочитал общаться с ним где-нибудь снаружи, подальше от этих душных покоев, где, несмотря на вечно горящий в камине огонь, он всегда чувствовал себя продрогшим до костей.

Не подозревая о мрачных мыслях сына, король Джон подошёл к нему с широкой улыбкой на лице и мечом в руках.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был с ним, – сказал он, протягивая меч.

– С королевским мечом? – Филипп осторожно взял его в руки. Клинок оказался на удивление лёгким. Филипп сотни раз видел этот меч прикрепленным к отцовскому поясу и всегда представлял его тяжёлым, грозным оружием. Значение отцовского жеста было понятно Филиппу и без слов – но разве мог король Джон упустить возможность разъяснить его?

– Да, – торжественно начал король Джон. – Потому что благодаря тебе Ульстед и вересковые топи вскоре объединятся и станут наконец единым целым.

– Нет. – Филипп покачал головой, делая попытку вернуть меч отцу. – Моя любовь к Авроре никак не связана с политикой.

– Твоя любовь закрепит вечный мир между нашими народами, – пафосно объявил король, и его глаза наполнились слезами. Филипп с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. Его отец был неисправимым романтиком, и брак для него – это союз двух людей по любви, и только по любви. Король снова вернул меч в руки сыну и добавил: – Ещё никогда я так сильно не гордился тобой, как сейчас.

Филипп медленно пристегнул к поясу меч, несколько раз переступил с ноги на ногу, привыкая к его тяжести на своём бедре, а затем перевёл взгляд на отца. Сюда, в королевские покои, Филипп пришёл с чёткой целью, но отец своим мечом отвлёк его. Пора вернуться к делу. А поговорить Филипп хотел о своей матери. Когда он объявил ей о своей помолвке, на лице королевы отразился гнев, хотя почти сразу она взяла себя в руки. Тот момент не давал Филиппу покоя, и со своими тревогами он, как всегда, пришёл к отцу.

– Скажи, отец, – спросил он, – а что с мамой? Она очень расстроена, да?

– Она научится любить ту, которую ты любишь, – без промедления и, как всегда, высокопарно ответил король, а затем, похлопав сына по спине, принялся рассказывать историю о том, как он сам объявлял о своей помолвке с Ингрит.

Филипп слушал его вполуха. Он надеялся, что отец прав. Хотел надеяться. Но при этом в глубине души Филиппу не хотелось, чтобы мать училась любить Аврору. Филипп вовсе не считал, что она сможет полюбить Аврору так же глубоко и безоговорочно, как он сам, да это и не нужно. Но почему ей так трудно пусть и без любви, но всего лишь отнестись к Авроре дружелюбно – так, как это легко делают многие и многие люди? Ингрит не способна к этому? Или просто не желает?

ГЛАВА ПЯТАЯ

СПРЯТАВШИСЬ В ТЁМНОМ УГЛУ ПОКОЕВ, КОРОЛЕВА ИНГРИТ НАБЛЮДАЛА ЗА СВОИМ МУЖЕМ И СЫНОМ, СЛУШАЯ, КАК ОНИ ЛЕПЕЧУТ О ЛЮБВИ И ЕДИНОМ ГОСУДАРСТВЕ. Бла-бла-бла, бла-бла-бла... Хорошо, что они не могут видеть её лица, когда она закатывает глаза и, морщась, слушает, как должна со временем вырасти и укрепиться её любовь к Авроре. Ха! Да для этого до скончания веков времени не хватит! И вообще, зачем ей любить эту девчонку? Для неё Аврора была всего лишь пешкой в той шахматной партии, которую она тайно разыгрывала на протяжении многих лет.

Услышав всё, что желала услышать, и даже больше, Ингрит беззвучно проскользнула из тёмного угла в потайную дверь, ведущую в гардеробную королевы. Для короля Джона, да и для почти всех слуг, если не считать двух-трех самых доверенных горничных королевы, эта комната была недоступна. Гардеробная очень нравилась Ингрит именно потому, что здесь никогда не было посторонних и можно чувствовать себя совершенно спокойно. Вдоль одной из стен висели платья – серые, серебристые, белые, чёрные, – и все однотонные, как любила королева. На полочках лежали драгоценные украшения, вдоль стены напротив платьев выстроились в ряд десятки и десятки пар туфель. У дальней стены стояло несколько сделанных по меркам королевы манекенов с самыми тончайшими и любимыми её платьями.

Ингрит подошла к ним и протянула руку, но, вместо того чтобы погладить кончиками пальцев нежнейшую ткань, она с силой толкнула один из манекенов. Он покачнулся – и раздался негромкий щелчок, после чего позади манекена раздвинулась потайная дверь в стене, за которой виднелись ведущие куда-то в темноту ступени.

Королева позволила себе улыбнуться, что случалось с ней чрезвычайно редко. Вот почему на самом деле она так любила эту комнату и не впускала в неё посторонних. Точнее, эта лестница за дверью и вела к той причине, по которой королева так охраняла от чужих глаз свою гардеробную.

Проскользнув мимо манекена, Ингрит нырнула в дверь и стала спускаться по ступеням. Её шаги эхом отдавались от каменных, покрытых холодной влагой стен, освещённых редкими фонарями. Собственно говоря, эти фонари ей были вовсе и не нужны – она прекрасно знала дорогу и без них, потому что уже проделывала этот путь... да просто не сосчитать, сколько раз!