Читать книгу "Цыганский барон - Кэт Мартин"

Доминик весело улыбнулся и, взяв Кэтрин за руку, повел в передвижную лавку. Пальцы его, казалось, излучали тепло и силу.

Когда Доминик обернулся, чтобы помочь ей подняться в вагончик, Кэтрин снова вгляделась в его лицо. Дрожащий свет от костра падал на его лицо, причудливо изменяя его, делая черты еще тверже, тени глубже, придавая его взгляду таинственно-опасное выражение, то самое, что она заметила вчера. Черты его были острее и выразительнее, чем у знакомых ей англичан, кожа смуглее и ровнее. Он был не похож ни на одного из известных ей мужчин.

— Домини! Веди к нам женщину-гаджио! Пора и нам взглянуть на твое приобретение.

Доминик повел ее туда, откуда прозвучали голоса. Пробравшись под натянутыми между повозками веревками, на которых сохло сильно изношенное белье, они подошли к группе цыган, сидящих у небольшого костра. Кэтрин обратила внимание на пожилого костлявого мужчину, тучную усатую женщину и молоденькую женщину на сносях. Цыгане весело смеялись.

— Катрина, это Джозеф. Он у нас главный, — сказал Доминик, — это его жена, Зинка, а это невестка, Медела.

— Здравствуйте, — не слишком уверенно произнесла Кэтрин.

Цыгане беззастенчиво разглядывали ее, но почему-то их внимание привлекло не лицо ее, а волосы.

— Бала камескро, — произнес Джозеф, по-видимому, с одобрением. — Может быть, она принесет нам удачу.

— Что такое бала кам… кам?

— Бала камескро, — повторил Доминик, — значит солнцеволосая или рыжеволосая. Считается, что рыжеволосые женщины приносят табору удачу.

Теперь Кэтрин стало попятно, почему однажды в другом таборе, когда она спала, кто-то подкрался к ней и отрезал рыжий локон. Тогда она не знала, что и подумать.

Беременная подошла к Кэтрин и коснулась се волос почти с благоговением, затем медленно погладила шелковистые блестящие пряди. Черные волосы девушки, как и у свекрови, были покрыты платком, дикло, завязанным на затылке, поскольку у цыган замужняя женщина не может ходить с непокрытой головой.

— Очень красиво, — сказала цыганка, намотав па палец прядь. Она улыбнулась нежно, почти застенчиво, совсем не так, как это делали другие цыганки.

— Спасибо.

Кэтрин повернулась к Доминику.

— Если она хочет, я могу отрезать для нее локон.

Доминик ответил ей теплой улыбкой.

— Меделе будет приятно.

Впрочем, Кэтрин заметила, что ее поступок приятен и Доминику. Он одобрительно улыбался и больше не хмурил брови.

— Если вы дадите мне прядь, я буду носить ее здесь, — Медела показала на живот, — рядом с малышом.

Доминик легко вскочил на подножку повозки, с кошачьей грацией скользнул внутрь. Через мгновение он уже опять стоял рядом с Кэтрин. В руках у него был нож.

— Поворачивайся, — коротко приказал он Кэтрин.

Честно говоря, ей не слишком понравился тусклый холодноватый блеск клинка, но что поделаешь. Доминик приподнял волосы на затылке и отрезал небольшой локон снизу.

Медела взяла протянутый ей подарок, сияя от радости.

— Мэнди паэзорхас, — сказала она, — я перед вами в долгу.

Зинка подняла свой грузный стан, при этом колокольчики на ее сережках мелодично зазвенели.

— Может статься, — сказала цыганка, — что ты заплатил за нее даже меньше, чем она того стоит.

Украдкой взглянув на Доминика, Кэтрин заметила, что напоминание о торге не очень приятно ее новому хозяину, но Доминик ничего не ответил.

Цыгане говорили о погоде, о потеплении, о ярмарке, куда направлялся табор, и, наконец, о приезде Арманда.

— Как обычно, он предлагает нам дешевку втридорога, — сказал Джозеф, но слова его никак не вязались с улыбкой, выдававшей привязанность старого цыгана к чужаку-французу.

— Приятно увидеть его вновь, — поддержал старика Доминик.

Пришла пора прощаться. Доминик взял се за руку и повел к ремесленнику. Вагончик француза стоял отдельно от всех, на самом краю поляны. Вокруг толпились цыгане и цыганки, торгуясь на чем свет стоит. Тут же сновали вечно голодные собаки.

— Домини! — окликнул их пожилой мужчина. — Сколько лет, сколько зим, mon ami[1]!

Тщедушный человечек улыбнулся, обнажая гнилые зубы. Похоже, он и вправду был рад видеть Доминика.

— Ты не изменился, — сказал Доминик на французском. — По-прежнему остаешься единственным гаджио, способным облапошить цыгана.

Мужчины засмеялись и принялись вспоминать веселые былые времена.

Доминик по-хозяйски обнял Кэтрин за талию. Когда она попыталась высвободиться, рука его прижала ее крепче, и он бросил на нее предупредительный взгляд.

— Ты, смотрю, женился. Давно пора.

Доминик только рукой махнул,

— Она англичанка, — сказал он, будто это все объясняет. — Она не моя жена.

«А просто моя собственность, — мысленно закончила за него Кэтрин, побледнев от унижения. — Ты можешь думать, что тебе заблагорассудится, но скоро ты поймешь, что ошибся».

— Ты к нам надолго? — спросил Доминик.

— Рад бы, да не могу. Вот поем, выпью с Джозефом, послушаю его скрипку и поеду. У меня есть дело в Арли.

Доминик лишь кивнул в ответ. Среди всевозможных поделок из металла — кастрюль, сковородок, ножей и прочего — Доминик выбрал изящную оловянную шкатулочку в форме сердечка.

— Это тебе, — сказал он, улыбнувшись, и подал подарок Кэтрин, — чтобы было где хранить ленты, которые я буду тебе покупать.

Кэтрин опустила глаза. С какой радостью она сказала бы ему сейчас, чтобы он приберег для кого-нибудь другого свои дешевые сувениры, что, будь эта коробочка отлита из чистого золота, он все равно не сможет купить ее благосклонность. Вместо этого Кэтрин любезно улыбнулась и приняла подарок.

— Спасибо.

Рука Доминика вновь легла на ее талию. Отчего-то тепло его руки проникло в ее тело, пробежало по нему волной. Что с ней происходит? Неужели?.. У Кэтрин возникли кое-какие подозрения, и она разозлилась на себя.

— Я думаю, мне будет приятно делать тебе подарки, моя рыжая киска, — шепнул ей на ухо Доминик, и от его хрипловатого голоса у нее почему-то сладко сжалось сердце.

— Не пора ли нам возвращаться? Твоя мать, наверное, хочет, чтобы я помогла с ужином.

Кэтрин уже поняла, что во всем, что касается матери, Доминик проявляет почти трогательную заботу. Он явно был доволен тем, что Кэтрин выполняет значительного часть той работы, которую прежде делала Перса. И цыганка сказала правду — Доминик действительно любил те желтые цветы.

— Ты права, — сказал Доминик и, дав Арманду монету за шкатулку, попрощался, пожелав ему бахтало дром — счастливого пути.