Читать книгу "Великое заклятие - Дэвид Геммел"

Небо над горами было ясным, и звезды сверкали, как алмазы на черном бархате. Стояла зимняя ночь, полная холодной ужасающей красоты. Снег лежал шапками на ветвях сосен и кедров. Здесь не было красок, не было признаков жизни. Все тихо — только ветки хрустят порой, под тяжестью снега, и шепчет поземка, гонимая северным ветром. Из леса выехал всадник в капюшоне, на темном коне. Конь медленно продвигался по глубокому снегу. Всадник, низко пригнувшись от ветра, придерживал у горла засыпанный снегом серый плащ. На открытом месте ветер сразу набросился на него, охватив со всех сторон, но всадник упорно продолжал свой путь. Белая сова, сорвавшись с высокой ветки, промелькнула мимо него. Бегущая по лунному снегу мышь вильнула в сторону, спасаясь от когтей хищницы, и ей почти удалось увернуться — почти.

В этой дикой глуши «почти» равносильно смертному приговору. Здесь существует только черное и белое, четко разграниченное, и оттенков серого между ними нет. Только противоположности: успех или неудача, жизнь или смерть. Ни оправданий, ни возможности наверстать.

Сова улетела, унося добычу, и всадник посмотрел ей вслед. Его ярко-голубые глаза на черном лице казались серебристо-серыми в лишенном красок мире. Чернокожий направил коня в лес.

— Мы оба устали, — прошептал он, потрепав скакуна по шее, — но скоро мы отдохнем.

Небо оставалось ясным. Ночью снегопада не будет, подумал Ногуста, и след, по которому он едет, не скроется и на рассвете. При лунном свете, проникающем сквозь кроны, он стал искать место для ночлега. Несмотря на плотный плащ с капюшоном и теплую нижнюю одежду, он промерз до костей. Больше всего страдали уши. В обычных обстоятельствах он замотал бы их шарфом, но вряд ли это разумно, когда преследуешь трех отчаянных беглецов. Тут надо прислушиваться к каждому звуку. Эти трое уже совершили убийство и не поколеблются повторить то же самое еще раз.

Ногуста бросил поводья на седло и потер уши. Они отозвались сильной болью. «Ничего, — сказал он себе. — Не бойся холода. Холод — это жизнь. Бояться надо, когда твое тело перестает с ним бороться, когда ты начинаешь ощущать тепло и сонливость. В этом обманчивом тепле спрятан ледяной кинжал смерти». Копь продолжал вспахивать снег, идя по следу, как гончая. Где-то там, впереди, остановились на ночь преступники. Ногуста понюхал воздух, но не уловил запах дыма. Костер им поневоле придется развести, иначе они умрут.

Понимая, что в таком состоянии с ними не справится, Ногуста съехал с тропы в лес. Надо найти укромную лощину или скалу, где он сможет сам развести костер и отдохнуть.

Конь споткнулся обо что-то под снегом, но удержался. Ногуста чуть было не вылетел из седла, а выпрямившись, разглядел среди деревьев хижину. Снежный покров сделал ее почти невидимой — не споткнись конь, они бы проехали мимо. Спешившись, Ногуста подвел коня к заброшенному дому. Дверь висела на одной кожаной петле — другая отвалилась. К длинному узкому строению под крытой дерном крышей примыкал укрытый от ветра навес. Там Ногуста расседлал и вытер коня, насыпал ему в торбу овса и накрыл его одеялом.

Обиходив коня, он перешагнул через наметенный у порога сугроб. Внутри было темно, но он различил серый камень очага. Там, как заведено в диких местах, лежали дрова, но их засыпал налетевший через трубу снег. Ногуста старательно отряхнул его, сложил дрова заново и достал коробочку с огнивом. Трут тлеет всего несколько мгновений. Если скудная растопка не займется сразу, ему придется очень долго возиться с кремнем и кресалом. Ногуста, сотрясаемый дрожью, отчаянно нуждался в тепле. Он высек огонь, и трут затлел. Ногуста поднес его к лучине, молясь шепотом своей звезде. Огонек, лизнув растопку, охватил сухое дерево, и Ногуста вздохнул с облегчением. Пока дрова разгорались, он осмотрел хижину. Ее строили с заботой и старанием. Углы пригнаны тщательно, мебель — стол, четыре табурета и узкий топчан — сработана добротно. К северной стене приделаны полки, пустые теперь. Единственное окно плотно закрыто ставнями. У очага поленница, оплетенная пыльной паутиной.

Раз никакого имущества здесь не осталось, хозяин, видимо, перебрался куда-то. Любопытно бы знать, почему. Строитель, судя по всему, был человек терпеливый и основательный. Такой за здорово живешь с места не сорвется. Следов женского присутствия не заметно — хозяин, видимо, жил бобылем. Возможно, он ставил капканы, а когда зверя в округе поубавилось, ушел, не забыв оставить в очаге дрова для случайного путника. От этого Ногусте казалось, что неведомый ему владелец хижины встретил его, как друга. Славное чувство.

Ногуста вышел к коню и снял с шеи пустую торбу. Спутывать его не было нужды. Из укрытия на холод животное не уйдет. Здесь в бревенчатую стену вделана каменная печная труба, скоро она нагреется.

— Тут ты отлично переночуешь, дружище, — сказал Ногуста мерину.

Забрав поклажу, он вернулся в хижину и укрепил дверь. Потом подтащил к огню табурет. Настывший камень очага впитывал в себя почти все тепло. Терпение, сказал себе Ногуста. Увидев ползущую по дереву мокрицу, он достал меч и приставил его к полену. Насекомое, добравшись до клинка, помедлило, повернуло назад и упало в огонь.

— Зря, — сказал Ногуста. — Могла бы спастись.

Огонь разгорелся. Чернокожий снял плащ и шерстяную рубаху, обнажив мускулистый, покрытый шрамами торс. Погрел руки и повертел в пальцах талисман, который носил на шее. Старинной работы вещица изображала золотую руку, держащую серебряный полумесяц. Тяжелое темное золото, никогда не тускнеющее серебро. В памяти снова прозвучал голос отца:

«Этот талисман принадлежал человеку, стоявшему выше королей, Ногуста. Великому человеку, нашему предку. Поступай благородно, пока носишь его, Ногуста, и тогда тебе будет дарован Третий Глаз».

«Вот откуда ты узнал, что на северное пастбище нагрянули разбойники?»

«Да».

«Почему же ты тогда не оставил талисман у себя?»

«Он выбрал тебя, Ногуста, — ты сам это видел. Он всегда выбирает. Уже много веков. Если Истоку будет угодно, когда-нибудь он выберет одного из твоих сыновей». Но Исток распорядился иначе. Держа талисман в руке, Ногуста устремил взгляд в огонь, но так ничего и не увидел. Он достал из сумки вяленую говядину. Поел. Подбросил дров в огонь. Вытряхнул тонкие пыльные одеяла, лежащие на топчане. В отдалении от огня его опять затрясло, и он посмеялся над собой: «Стареешь, приятель. Раньше ты так не мерз.» Вернувшись к очагу, он снова надел рубашку. В памяти возникло лицо с резкими чертами, всегда готовое на дружескую улыбку. Разведчик Орендо. Они прослужили вместе двадцать лет — сперва при старом короле, потом при его воинственном сыне. Ногуста всегда относился к Орендо с симпатией. Ветеран, одно слово. Если отдать такому приказ, выполнит со всей скрупулезностью. И сердце у него доброе. Как-то Орендо нашел в снегу полузамерзшего ребенка, принес его в лагерь и всю ночь возился с ним. Растирал, заворачивал в теплые одеяла — и отогрел.