Читать книгу "Приманка для дракона - Тори Халимендис"

Жаркий летний день клонился к закату. Духота еще не спала, но солнце уже не припекало так яростно, словно желало сжечь все живое. Удравшие от многочисленной шумной родни Грета и Петер повалились, хохоча, прямо в стог сена. Поначалу девушка шутливо отбивалась, а потом позволила жениху сорвать поцелуй с нежных розовых губ. О больших вольностях, однако, до свадьбы и думать запрещено было. Потому-то Петер нехотя и оторвался от невесты, а потом улегся рядом с ней. Грета пристроила голову у него на плече и вздохнула:

– Хорошо-то как.

– Хорошо, – лениво согласился Петер.

От нагревшегося за день сена шел уже утративший остроту травяной запах, немного прелый, немного медовый. Сердито жужжал рядом потревоженный шмель, и Грета махнула рукой, отгоняя его. Рука была небольшая, но крепкая, с твердыми мозолями на ладони и веснушками на тыльной стороне. Во время вечерних посиделок Петеру нравилось незаметно к ней прикасаться, поглаживать слегка загрубевшую кожу. Грета в такие моменты слегка сжимала его ладонь в ответной ласке и сразу же отпускала.

Небольшие пушистые облака на западе уже окрасились в золотисто-багряный цвет. Солнце медленно опускалось за лес, казалось, утомившийся и задремавший от жары. Полудрема охватывала постепенно и Грету, оттого-то она сначала и решила, будто ей пригрезилась взмывшая из-за холма огромная темная птица. Но Петер резко сел, а потом упал на подругу, придавил ее своим телом и испуганно шепнул:

– Не двигайся!

– Да что с тобою? – сонно удивилась она.

А от его ответа с Греты мигом слетела сонливость, уступив место липкому холодному ужасу, заставившему покрыться гусиной кожей, несмотря на жару.

– Дракон!

Огромная черная тень на миг скрыла солнце, и Грета испуганно пискнула:

– Ой!

Петер тут же зажал ей рот ладонью. Сам он трясущимися побелевшими губами беззвучно шептал молитву, скорее по привычке, нежели в надежде на божественное вмешательство.

Дракон сделал неспешный круг над полем, разминая крылья. Если он и заметил две жалкие трясущиеся от ужаса человеческие фигурки, то они его не заинтересовали. И то сказать, ни на тучных быков, которыми можно славно перекусить, ни на золотые слитки, которые никогда не будут лишними в сокровищнице, ни на прекрасных девственных принцесс, которых драконы имели обыкновение похищать, влюбленная крестьянская парочка не походила. Гигантское чудовище бросило на ровный ряд стогов сена равнодушный взгляд и неспешно полетело прочь.

В зажмуренные веки Петера снова ударил яркий свет. Он открыл глаза и обнаружил, что подруга обмякла и лишилась чувств. Он похлопал ее по бескровным щекам, сначала осторожно, потом посильнее.

– Грета! Грета, да очнись ты! – звал он срывающимся голосом. – Надо бежать в деревню, предупредить старосту. Грета!

Добежав до деревни, Петер понял, что они могли бы и не торопиться. Небольшая площадь перед храмом была запружена народом. Тихо всхлипывали перепуганные детишки, крепко цеплявшиеся за материнские юбки. В голос выли Хильда и Уна, сестры-погодки недалекого ума, прислуживавшие в доме старосты. Мужики стояли мрачные, кто-то тихо переругивался, кто-то сплевывал на землю, и почти все сжимали кулаки. У побледневших баб тряслись губы. То и дело кто-то порывался присоединиться к вою Хильды и Уны, но тут же умолкал после крепкой затрещины, отвешенной недрогнувшей рукой.

– А ну цыц! Чего удумала?

Сестер же никто не трогал, потому как чего со скудных умом возьмешь? Да и не было над ними мужика, окромя разве что старосты да священника. Отец их давно помер, а взять некрасивых старых дев в жены никто не польстился. Вразумлять же оплеухами принято было лишь своих баб.

Двери храма распахнулись, и на крыльце появились двое: сухощавый седобородый служитель и староста, крепкий черноусый мужик средних лет. Толпа заволновалась, зашумела, пришла в движение, подалась поближе к храму.

– Лот! – раздался выкрик, и Петер, приглядевшись, узнал кричавшего, вдового нелюдимого Киппа. – Лот, что делать-то будем? С места сниматься аль погодить?

Вопрос Киппа словно послужил сигналом к всеобщему бурному обсуждению. Голоса повышались до криков, и вскоре Петер смог улавливать лишь отдельные реплики.