Читать книгу "Время мертвых - Александр Тамоников"

Мир фантомов затягивал, цеплял, уносил в бездну. Там было темно и бездонно. Я становился беспомощным, отдалялся от родного мира. Из ступора вывело негромкое ржание. Я вздрогнул, изумленно уставился на бутафорскую лошадиную морду с печальными глазами. Появилось сильное желание прочистить пальцем ухо. Галлюцинации были не только зрительные, но и слуховые. Бутафорские лошади не ржут. Фигуру животного покрывала траурная попона. На голове красовался вычурный плюмаж из страусовых перьев. Надменный кучер на облучке старинного катафалка вез в никуда гроб с телом усопшего. Скорбящая дама в черной накидке, стелющейся по полу, стояла рядом — по задумке автора композиции, она сопровождала печальную процессию…

«Вылет» был мощный, на некоторое время я полностью покинул реальность. А теперь с опаской и какой-то стыдливостью вертел головой, упираясь коленом в чугунный столбик ограждения катафалка. Глухо кашлянула женщина, осматривающая бронзовый канделябр XIX века, покосилась, проходя мимо. Я вернулся в бренный мир. Черно-белая клетка на полу, повышенная плотность экспонатов на единицу площади и объема — так или иначе связанных с похоронными обрядами и ритуалами…

Подобные выпадения происходили не впервые. Большого вреда они не приносили, но дискомфорт доставляли. События последнего часа пронеслись в голове, как табун мустангов по прерии.

Утро понедельника, 13 августа, офис детективного агентства (день не просто тяжелый, а в принципе неподъемный), перепалка с помощницей Риммой, звонок, просьба Сергея Борисовича поскорее прибыть в Музей мировой погребальной культуры («если это меня не очень затруднит»), долгое прозябание в пробке. «Террано» на парковке Новосибирского крематория… Сотрудница музея Лариса — симпатичная, хорошо подкованная по предмету девушка в строгом наряде — стояла за стойкой у входа и подавала мне знаки. Я воровато посмотрел по сторонам и вернулся в фойе.

— Никита Андреевич, его здесь нет, Сергей Борисович во втором корпусе, работает с женщиной — она прибыла из Москвы, чтобы собрать материал для диссертации. Он просил всех, кто к нему придет, посылать туда…

— И меня вы, конечно же, послали… — Мышцы лица худо-бедно расслаблялись, надеюсь, улыбка удалась.

— Конечно, — пожала плечами Лариса, — я вам сразу об этом сказала. Но вы были задумчивы, как тот сфинкс на улице. Кивнули и пошли дальше, пока не уперлись в катафалк.

— Я просто задумался.

— Я так и подумала…

Я снова был на улице, рука машинально тянулась к сигаретной пачке, хотя курить определенно не хотелось. Между корпусами триста метров петляющей аллеи, елочки, скамейки, опрятные колумбарии, странные предметы, экспонирующиеся на «пленэре» и имеющие к смерти такое же отношение, как детектив Ветров — к молекулярной биологии.

Я бодро шел по дорожке, подчиняясь всем ее изгибам, поглядывал на хмурые тучи, затянувшие окраину Новосибирска. Ветер качал деревья, свистел между строениями. Температура со вчерашних вполне приличных показателей упала на десять градусов. Из туч то и дело прорывался дождик, потом затихал. Появилась странная мысль: глобальное потепление движется полным ходом; не станет ли август в наших широтах первым зимним месяцем? Состояние было крайне подозрительным. Куда унесло меня пару минут назад? Откуда дискомфорт и уныние? Заставь меня писать роман о событиях в музее, текущую главу я бы озаглавил «Предчувствие испорченного отпуска»…

Арочный свод второго корпуса простирался вглубь и пропадал в тусклом освещении. Черно-белая клетка на полу, повышенное количество экспонатов — отнюдь не умаляющее их качество. В этом зале представлялись похоронные традиции разных стран и народов. Часть экспонатов были подлинные, другие — качественная имитация. Здесь устраивались массовые мероприятия, тематические выставки. В «египетской» части поблескивали позолотой древние боги и фараоны. Я уступил дорогу инвалиду-колясочнику — его сопровождала женщина почтенного возраста, стал пробираться в глубь зала.

Сергей Борисович Якушин — глава похоронного холдинга и основатель музея — действительно был здесь. Импозантный, стройный мужчина лет шестидесяти с небольшим, весь седой, с короткой окладистой бородой — он и сегодня был в форме, учтиво общался с дамой. Они покинули отдел, посвященный православным ритуалам, и вошли в сектор иудаизма. Женщина внимательно слушала, кивала, с интересом и какой-то трепетной робостью смотрела по сторонам.

Она неплохо выглядела. Среднего роста, с волнистыми волосами и мягкими чертами лица, плотная в кости, но вполне женственная, в черном деловом костюме с затейливым орнаментом на полах.

Я замешкался, не хотелось нарушать их идиллию. Поколебавшись, я начал движение, приближался сзади — они меня не видели, увлеченные беседой. Центральную часть экспозиции занимали два гроба, установленные рядом — вернее, один был действительно гробом со стеклянным оконцем в изголовье, а второй — его защитным кожухом.

— Обратите внимание, Алла Михайловна, — говорил Якушин, — это гроб Арнольда Михайловича Каца, почетного жителя нашего города, дирижера и педагога. Он много лет возглавлял симфонический оркестр Новосибирской филармонии. Печальное событие произошло на гастролях в Пекине в 2007 году. Внезапный инсульт. Артисту было 82 года. Тело Арнольда Михайловича кремировали в Новосибирском крематории, а урну с прахом захоронили на одном из кладбищ Дюссельдорфа, где сейчас проживают его вдова и дочь. Семья разрешила оставить частицу праха для создания мемориала, он помещен в особую урну и установлен в специальной витрине, вместе с некоторыми вещами, связанными с творчеством маэстро. Всякий раз, когда его жена с дочерью приезжают на родину, они посещают мемориал, возлагают цветы в память о муже и отце…

— Прошу простить, Сергей Борисович, но разве гроб… — Женщина колебалась, у нее был мягкий приятный голос.

— О нет, что вы, — улыбнулся Якушин, — в этом гробу с застекленным оконцем усопшего доставили из Пекина в Новосибирск. А это кожух для защиты гроба от механических повреждений.

— Простите за ассоциации, Сергей Борисович. — Женщина смастерила виноватую улыбку. — Вспомнился Аттила, похороненный в трех гробах… Кажется, об этом гласит популярная легенда?

— Это не легенда, Алла Михайловна. Предводитель гуннов был действительно похоронен в трех гробах. Участвовал во многих битвах, получил прозвище Бич Божий — и при этом ни разу не был ранен. А смерть к нему пришла после бурной трапезы по случаю собственного бракосочетания с бургундской принцессой. Сердце не выдержало. Говоря поэзией, растаяло от любви, оказавшись в непривычной ситуации. До любовных утех так и не дошло, гм… Похоронили варвара с размахом. Три гроба — внутренний золотой, потом серебряный, снаружи железный… Легенда, конечно, приукрашивает — обычные гробы, просто обиты золотыми, железными и серебряными пластинами. Железо символизировало наши суровые реалии, серебро — это мир, куда попадает после смерти душа; золото — бессмертный дух, обретающийся во всякой тленной оболочке. Примерно так… Раз уж мы зашли сюда, Алла Михайловна, то не могу отделаться молчанием. Похороны в Израиле — не такие, как в других странах. Дело даже не в государстве, не в канонах иудаизма. Там нет частных похоронных контор. Есть монополист — коммерческая служба ритуальных услуг «Хевра Кадиша». Она берет на себя всю организацию похорон, общается с родными, готовит покойного к погребению. Выполнение обрядов и их хронология — обязательны. Например, надрыв одежды. Очень много запретов. Тело умершего считается священным, заслуживает почитания и бережного обращения. Все делают достойно, но без показухи и суеты. Покойника не бальзамируют, не применяют грим — это оскорбительно. Стараются избегать аутопсии. Использование органов и тканей для донорских целей — под запретом. С телом визуально не прощаются, спешат завернуть в белую материю и уложить в обычный деревянный гроб. Иногда возле тела сидит специальный человек, охраняет покойного и читает псалмы. Кстати, у иудеев тоже принято бросать горсть земли в могилу — ты совершаешь благодеяние для умершего. Не скажу, что все евреи следуют ритуалам — там много православных, католиков, атеистов, — но традиции иудаизма тем не менее таковы…