Читать книгу "Дочь убийцы - Джонатан Келлерман"

Пятилетняя Грейс жила на краю пустыни с двумя чужими людьми. С точки зрения биологии и закона они считались ее родителями, но сама девочка всегда считала их чужаками. И, насколько она могла судить, они относились к ней точно так же.

Ардис Норманд Блейдс был высоким и стройным двадцативосьмилетним мужчиной с длинными волосами, клочковатой светлой бородой, вытянутым унылым лицом и оттопыренными ушами. Несмотря на некоторое сходство с летучей мышью, выглядел он более или менее прилично – одновременно слащавым и немного опасным. Более или менее, постольку то привлекательное, что дала ему природа, давно разрушилось под действием наркотиков, алкоголя и почти непрерывной череды неудач.

Детство Ардиса прошло в отравляющей атмосфере заброшенности и безразличия. Мальчика, которому учеба давалась с трудом, много раз водили к психологам самой разной квалификации. Каждый из них с удивлением обнаруживал, что интеллект маленького Блейдса гораздо выше, чем можно было предположить по тупому выражению его лица и по постоянным проблемам с поведением. Он с трудом окончил девять классов – читать ему удавалось не лучше четвероклассника, а арифметику он забросил, так и не справившись с делением в столбик.

Все это ограничивало его возможности в выборе профессии, и когда он не жил на социальное пособие, то обычно работал посудомойкой, санитаром или поваром обжарки. Исключение составлял короткий и неудачный опыт в качестве помощника плотника, в результате чего Ардис лишился мизинца и приобрел страх перед крупными механизмами.

Непринужденная улыбка и хорошая фигура Блейдса привлекали женщин определенного типа. Одной из них была Доди Фандерберк. По части успехов в школе она недалеко ушла от Ардиса, что укрепило зародившееся между ними взаимопонимание.

Познакомились они на работе, в блинной «Флэппер Джек», едва сводившем концы с концами придорожном кафе на краю Долины Антилоп. Ардис чистил там гриль и мыл полы после закрытия, Доди убирала столы в вечернюю смену, а потом оставалась еще, чтобы подработать, сливая жироуловители и подметая зал. Дополнительным преимуществом этих задержек была возможность провести время с Блейдсом, когда они, закурив сигареты, убирали обшарпанное заведение.

Флиртовать эти двое начали в первый же вечер знакомства, а во второй Фандерберк уже взобралась на разделочный стол в кухне и раздвинула ноги. Высокий рост позволял Ардису справиться со своей задачей, не используя скамеечки для ног. Ему только исполнилось двадцать два года, а он уже был законченным алкоголиком и крепко подсел на амфетамин. Доди была на три года моложе его и отличалась пухлыми формами, а менструации у нее всегда были нерегулярными, и ей потребовалось четыре месяца, чтобы понять, что они с Арди зачали ребенка.

Как-то вечером, находясь на работе, девушка поняла, что молчать больше нельзя, потому что живот у нее уже выпирал. Она подошла к Блейдсу, который курил бычок и мыл пол, и задрала футболку.

– Ага, – произнес он. – Вот оно что.

– Точно, – кивнула Доди.

Ардис выпустил облачко дыма и пожал плечами.

– У меня нет денег, чтобы от него избавиться.

– Ладно, – сказала Фандерберк. – Может, я его сохраню…

Молодой человек пошел в другой угол зала.

– Ты меня любишь, Арди? – спросила его подружка.

– Конечно.

– Ладно, я его сохраню.

– Думаешь?

– Может быть.

– Как хочешь.

* * *

Брак даже не обсуждался. Ардис не изъявлял никакого желания, а Доди была бы не против, но считала, что они уже вроде как женаты, потому что живут вместе в ее трейлере – односекционном мобильном доме – на удобной стоянке под названием «Грезы пустыни»; тот был больше, чем фургон для перевозки лошадей Блейдса на задворках давно заброшенного питомника пальм, где он незаконно поселился два года назад. Кроме того, составление бумаг – это суета и деньги, а всем вокруг, включая родителей девушки, было на это наплевать. Отец Доди сбежал еще до ее рождения, и она подозревала, что Ардис может последовать его примеру. Она вполне могла себя прокормить – ее мать всю жизнь прожила одна, а со всем, что умела делать эта тупая сука, Доди справлялась лучше.

Пока живот был не слишком заметен, молодая женщина делала вид, что ничего не происходит. Но это становилось все труднее и труднее, и временами, оставшись одна, будущая мать пыталась радоваться ребенку. Иногда она падала духом, тоска поднималась в ней изнутри, словно изжога, и Доди плакала. Может, ребенок будет забавным – его ведь можно наряжать, ему можно покупать игрушки, с ним можно играть… Хоть кто-то будет считать ее умной.

* * *

Роды вылились в восемнадцатичасовую пытку, а Ардис заглядывал в палату лишь на несколько минут – вопли и проклятия Доди то ли шокировали, то ли утомляли его. А прежде всего ему хотелось курить. Каждый раз, когда он возвращался, роженица кричала на него еще громче, а от ее грязных ругательств морщились медсестры. Потом у нее закончились силы даже на это, и женщина превратилась в подобие маленького червяка, молча страдая и гадая, сколько еще, черт возьми, она так продержится.

По большей части на крики Доди никто не обращал внимания, но в конце концов приходила медсестра и добавляла что-то в бутылку для внутривенных вливаний, хотя толку от лекарства было немного. Пациентка не могла получить того, что ей действительно помогло бы, – это было бы незаконно.

В довершение всего ребенок лежал неправильно, и его нужно было перевернуть, как хот-дог на гриле, – догадайтесь, что девушка при этом чувствовала? Наконец, Доди ощутила, как из нее вышло что-то скользкое – серое и неподвижное.

Врач, черный парень, который только что появился в палате, сказал:

– Это серьезно. Пуповина обвилась… в трех местах.

Потом стало тихо, и Доди подумала, что родила что-то мертвое, но в тот момент это ее не волновало. Главное, что ей больше не больно и они с Ардисом вернутся к прежней жизни.

Послышался звук шлепка, а потом оглушительное «Уа-а-а-а!».

– Ну вот, – сказал врач. – Славная и розовая. Апгар[1] поднялся, с двух до восьми.

Потом он что-то забормотал, прищелкнул языком и загудел. Доди лежала неподвижно – у нее было такое чувство, словно из нее вынули сердцевину, как у дыни, и больше всего ей хотелось заснуть.

Одна из медсестер, низенькая, с розовыми, как помидоры, щеками, сказала ей:

– Вот твоя дочь, милочка. Свежая, прямо из печки, громкая и здоровенькая – отличные легкие.

Глупость какая, подумалось роженице, – хлеб и пирог не орут и не вгрызаются в твои внутренности, как цепная пила.