Читать книгу "Додинастический Египет. Лодка у истоков цивилизации - Дмитрий Прусаков"

«The Upper Egyptian desert is a country

known only to a very few» [461].

В начале 1887 г. 33-летний английский археолог Уильям Мэтью Флиндерс Питри обследовал отрезок верхнеегипетской долины Нила в районе Асуана, копируя древние граффити, которыми «кишели» окружающие утесы. Среди сотен наскальных надписей и изображений времен фараонов он наблюдал примитивные рисунки лодок, появившиеся здесь, по его квалифицированному допущению, «задолго до всех известных нам памятников Египта». Питри не придал этим дописьменным художествам особого значения, даже не поместив их прорисовки в свою «отчетную» публикацию [351]. И впрямь, что необычного в лодках, какими бы старинными они ни были, на берегу реки? Иное дело – пирамиды Гизы, 80-футовый гранитный колосс Рамсеса II в Тайнее или «фаюмские портреты»… Будущий сэр Флиндерс Питри [415] тогда едва ли догадывался, что приоткрыл новый горизонт египетской археологии, «отцом» которой его впоследствии нарекут признательные соотечественники [178 и др.].

Спустя двадцать лет другой молодой англичанин, Артур Вейгалл, исполнявший обязанности главного инспектора древностей Верхнего Египта в Луксоре и регулярно выезжавший в Восточную пустыню, решил осмотреть небольшой, но чрезвычайно богатый крашеными рельефами «пещерный» храм XIX династии в Вади Аббад, которое образует устьевый участок крупной системы сухих русел Вади Баррамийа, впадающей в правобережную долину Нила. Святилище вырубили в скальной толще по повелению фараона Сети I, отца Рамсеса II Великого, «на благо проходивших там рудокопов с различных золотых приисков неподалеку от Красного моря», чтобы они могли «возносить молитвы богам пустыни», прежде всего ее покровителю Мину. Этот памятник – «жемчужина прошлого», «один из наиболее хорошо сохранившихся египетских храмов», – был открыт для европейцев в 1816 г. французским путешественником-естествоиспытателем Фредериком Кайо и до Вейгалла, по его словам и к его искреннему удивлению, посещался всего двумя египтологами: К. Р. Лепсиусом и В. С. Голенищевым. Из иностранцев за почти столетие еще только «несколько горных инженеров и старателей видели святыню, но так как они обезобразили ее стены своими автографами, можно лишь пожалеть о том, что и им не сиделось дома» [461].

Рис. 1. Лодки Вади Аббад. Доисторические петроглифы

Здесь, в полузабытом пустынном уголке почти в 60 км от Нила на гладких поверхностях отвесной скалы, приютившей храм, и двух ее массивных обломках вблизи устроенного под ней колодца[1] Вейгалл обнаружил «очень много выцарапанных или выдолбленных рисунков, вне всякого сомнения принадлежащих архаической и даже доисторической эпохе». Среди них заметно выделяются «многочисленные изображения странных ладей», которые он добросовестно перерисовал чернилами, а потом напечатал (рис. 1), хотя в целом проявил к этому феномену интереса не больше, чем Питри к первобытным петроглифам лодок у Асуана, посвятив ему менее страницы своих в остальном довольно подробных, изобилующих художественными описаниями мемуаров [461]. Пусть Вейгалл, проживший в Египте около десяти лет, и стяжал у современников репутацию египтолога инспекционной активностью, участием в археологических раскопках и публикациями соответствующего профиля [230], практический и «промышленный» ум этого истинного британца, похоже, куда сильнее занимали географическое положение и остаточный ресурсный потенциал древних каменоломен и, особенно, золотых выработок, состояние ведущих к ним через пустыню дорог и здешние перспективы автомобильного транспорта, действующие колодцы и удобные места для биваков и т. и. Что до его научных концепций, то, например, древнеегипетские золотоносные жилы он считал «копями царя Соломона», а верхнеегипетскую Восточную пустыню – библейской страной Офир[2], откуда иудейскому самодержцу, согласно 3-й книге Царств (9: 26–28), доставили на корабле Красным морем 420 талантов золота. Однако Вейгалл не связывал рисунки загадочных судов на «золотых» сухопутных маршрутах Египта ни с иноземными гостями, ни с нильскими речниками. При этом его вовсе не смущало столь удаленное развитие доисторическими камнерезами «навигационной» темы как от моря, так и от Нила; для Вейгалла лодки в глубине «Красной земли» априори не имели ничего общего с реальностью, а были чисто культовым явлением: «священными барками, которые в древности составляли такую существенную часть египетского религиозного церемониала». Конкретно, он видел в них атрибут нарождающегося поклонения Мину, богу плодородия и сберегателю путей и странников в Восточной пустыне, обосновывая свою догадку наличием на одной из петроглифических ладей у храма в Вади Аббад антропоморфной фигуры с «поднятым цепом» [461].

На первый взгляд, неверие не только Вейгалла, но и ряда позднейших исследователей в некогда физическое присутствие в египетских восточных вади лодок «диковинной» формы, увековеченных петроглифами как рассмотренного, так и открытых в дальнейшем скоплений, имеет полное оправдание: «Жара в пустыне сильнейшая, в колодцах не всегда хватает воды. Скалы настолько горячи, что до них нельзя дотронуться голыми руками, а ботинки дают лишь слабую защиту ступням. Находясь на солнцепеке, лучше снять с пальца кольцо, иначе раскаленный металл сожжет кожу до волдырей» и т. п. [461]. Безводное каменное пекло – и вдруг какие-то лодки?

С другой стороны, по свидетельству того же Вейгалла, в его времена в этих местах с их труднопереносимыми зноем и сушью удачливому охотнику удавалось добыть газель. Совсем недавно английский египтолог Тоби Уилкинсон писал о «на удивление обильной растительности» в отдельных восточных вади, где его экспедиция однажды спугнула своими внедорожниками небольшое стадо газелей [470]. Путешествующие по Верхнему Египту в наши дни авторы рассказывают о случающихся там грозах с градом «с куриное яйцо» и о бушующих потоках, возникающих в ущельях после выпадения ливневых осадков [392]. Утонуть в североафриканских вади – актуальная опасность для людей и животных, застигнутых в них редкими, но обладающими огромной силой дождями Сахары [9]. Рисунки слона и гиппопотама рядом с лодками на скалах Вади Аббад напоминают о том, что на известном этапе дофараоновского прошлого, когда, вероятно, они и были сделаны, климат нынешней аридной и гипераридной Восточной пустыни отличался весьма высокой и устойчивой влажностью [19; 40]. Да и собственно ее протяженные вади являются не чем иным, как пересохшими руслами древних рек, впадавших в Нил, а значит, объективный исследователь не только вправе, но и обязан предусмотреть хотя бы гипотетическую возможность существования в их бассейнах столь же древних плавсредств, запечатленных здесь не в исключительно магическом или культовом качестве (хотя огульно отвергать подобные трактовки я бы тоже не стал [ср. 22]), а еще и как «иллюстрация» самой что ни на есть повседневной действительности.