Читать книгу "Корона Подземья - А. Г. Говард"

Мой учитель рисования твердит, что настоящий художник отдаст всю кровь ради своего дела, но он никогда не говорил, что кровь может стать рабочим материалом, обрести собственную жизнь и повлиять на чье-либо искусство самым неприятным и мрачным образом.

Я откидываю волосы за плечо, колю указательный палец стерильной английской булавкой, которую ношу в кармане, кладу на место последнюю стеклянную бусину и жду.

Прижимая прозрачную бусину к влажному белому гипсу, я вздрагиваю от постепенно охватывающего меня ощущения. К кончику пальца, которым я прикасаюсь к стеклу, словно присосалась пиявка – она втягивает мою кровь и выпускает ее под бусину, так что образуется ярко-алая лужица. И на этом дело не заканчивается.

Кровь танцует… движется от бусины к бусине, обводя их снизу пунцовой линией и создавая рисунок. Затаив дыхание, я жду, когда линии соединятся… мне интересно, какой результат получится на сей раз. Надеюсь, это не будет опять она.

Звенит звонок с последнего урока, и я накрываю мозаику защитной пленкой, боясь, что кто-то может увидеть процесс преображения.

Это – еще одно напоминание о том, что история Страны Чудес реальна, что я потомок Алисы Лидделл, а значит, непохожа на других людей. Как бы я ни отнекивалась, я навечно связана со странными и зловещими волшебными существами, которые называются подземцы.

Мои одноклассники собирают рюкзаки и учебники и выходят из класса, награждая друг друга тычками и обсуждая на ходу планы на День памяти [1]. Я сосу палец, хотя кровь больше не идет, а потом, перегнувшись через стол, выглядываю на улицу. Облачно, и окна покрыты каплями измороси.

Утром у моего «Гремлина» спустило колесо. Поскольку мама водить не умеет, папа подвез меня по пути на работу. Я сказала, что обратно доберусь сама.

В лежащем на полу рюкзаке гудит мобильник. Из-под сетчатых перчаток я вытаскиваю телефон и читаю сообщение от Джеба: «Спортсменка… я на парковке жду не дождусь. Мейсону привет».

У меня перехватывает дух. Мы с Джебом встречаемся уже почти год, а до того шесть лет были лучшими друзьями, но в последний месяц в основном общались эсэмэсками и редкими звонками. Мне не терпится снова увидеть его вживую, но, как ни странно, я нервничаю. Боязно, что теперь, когда Джеб живет жизнью, в которой я не принимаю участия, между нами всё будет по-другому.

Взглянув на мистера Мейсона, который с кем-то разговаривает в коридоре про рисовальные принадлежности, я набираю ответ: «Ага, страшно соскучилась. Пять сек, кое-что закончу».

Я кладу телефон в рюкзак и приподнимаю пленку, чтобы взглянуть на мозаику. Сердце уходит в пятки. Даже знакомый запах краски, меловой пыли и гипса не в силах меня успокоить, когда я вижу, как рисунок обретает форму: Червонная Королева буйствует в безрадостной, гибнущей Стране Чудес.

Совсем как в моих недавних снах…

Я расправляю пленку, не желая признавать, что это может значить. Гораздо проще спрятаться.

– Алисса…

Ко мне подходит мистер Мейсон. Его яркие ботинки на фоне белого линолеума напоминают расплавленную радугу.

– Я хотел спросить… ты согласна ехать в Миддлтон-колледж?

Я киваю, подавив волнение. «Если папа позволит мне отправиться в Лондон с Джебом».

– Очень хорошо. – Мистер Мейсон широко улыбается, обнажая расщелину между передними зубами. – Талантливый человек должен хвататься за любую возможность. А теперь давай посмотрим, что у тебя получилось…

Прежде чем я успеваю его остановить, он стягивает пленку и прищуривается. Из-за розоватых очков мешки под глазами учителя кажутся больше. Я облегченно вздыхаю, убедившись, что превращение завершилось.

– Восхитительно переданы цвет и движение. Как всегда.

Он нагибается над столом, потирая острую бородку.

– И, как всегда, тревожно.

От этих слов мне становится не по себе.

Год назад, когда я составляла мозаики из насекомых и сухих цветов, мои работы оставались оптимистичными и красивыми, несмотря на зловещий материал. А теперь, когда я стала пользоваться иными средствами, всё, что я делаю, выглядит мрачно и жестоко. Больше я, кажется, не в состоянии изображать свет и надежду. И я даже перестала бороться. Просто уступаю крови.

Хотела бы я вообще разучиться делать мозаики. Но это желание, которому невозможно противостоять… и что-то подсказывает, что здесь и кроется основная причина. Причина, которая не позволяет мне уничтожить все шесть мозаик, разбить гипс на тысячу кусков.

– Купить еще красных стеклышек «под мрамор»? – спрашивает мистер Мейсон. – Вот только совершенно не помню, где их взял. Я поискал в сети и ничего похожего не нашел.

Он не знает, что стеклышки изначально были прозрачными, что последние две недели я пользуюсь только бесцветными бусинами и что образы, которые, по его мнению, я создаю, педантично подбирая цветные прожилки в стекле, возникают сами собой.

– Все нормально, – отвечаю я. – Это из моих персональных запасов.

В буквальном смысле.

Мистер Мейсон несколько секунд внимательно смотрит на меня.

– Ну ладно. Но в моем шкафу уже не хватает места. Может быть, заберешь что-нибудь домой?

При этой мысли я вздрагиваю. Если я буду держать мозаики дома, кошмары не прекратятся. Не говоря о том, что станет с мамой. Она и так провела изрядную часть жизни взаперти из-за своих фобий, связанных со Страной Чудес.

До конца занятий надо что-то придумать. Мистер Мейсон не захочет держать мои работы у себя все лето, тем более что я учусь в выпускном классе. Но сегодня у меня другие заботы.

– Может быть, еще одна туда влезет? – спрашиваю я. – Джеб приехал за мной на мотоцикле. Я всё заберу на следующей неделе.

Мистер Мейсон кивает и переносит мозаику на свой стол.

Я наклоняюсь, чтобы убрать вещи в рюкзак, и вытираю потные ладони о свои полосатые лосины. Юбка длиной до коленей кажется такой непривычной. Без подъюбника, который ее приподнимал, она длиннее, чем я привыкла. С тех пор как мама вернулась домой из лечебницы, мы постоянно спорим насчет моей одежды и макияжа. Мама говорит, что мои юбки слишком коротки и что она хочет, чтобы я носила джинсы и платья, «как нормальные девочки». Она думает, я выгляжу совсем дико. А я сказала, что именно поэтому надеваю лосины или чулки – из скромности. Но мама не желает и слушать. Она как будто хочет компенсировать одиннадцать лет своего отсутствия, с головой уйдя во всё, что касается меня.