Читать книгу "Тень твоей улыбки - Мэри Хиггинс Кларк"

В понедельник утром Оливия Морроу молча сидела за столом напротив своего давнишнего друга Клея Хэдли, пытаясь осмыслить только что вынесенный ей смертный приговор.

На какое-то мгновение она отвела взгляд от его глаз, выражающих сочувствие, чтобы выглянуть в окно офиса на двадцать четвертом этаже здания по Восточной Семьдесят второй улице на Манхэттене. В отдалении она заметила вертолет, совершающий в это прохладное октябрьское утро неспешное путешествие над Ист-Ривер.

«А мое путешествие подходит к концу», – подумала она, догадавшись затем, что Клей ждет от нее какого-то отклика.

– Две недели, – проговорила она.

Это не было вопросом. Она взглянула на антикварные часы, стоящие на книжном шкафу позади письменного стола Клея: десять минут десятого. Первый день из этих двух недель – по крайней мере, начало дня, подумала Оливия, радуясь, что договорилась о раннем визите.

Он стал объяснять.

– Максимум три. Мне жаль, Оливия. Я надеялся…

– Не надо меня жалеть, – резко прервала его Оливия. – Мне восемьдесят два года. Несмотря на то что мое поколение живет намного дольше, чем предыдущие, в последнее время друзья у меня мрут как мухи. Наша проблема в том, что мы боимся слишком задержаться на этом свете и окончить дни в доме престарелых или стать для всех ужасной обузой. Знать, что мне осталось очень мало времени, но что при этом я не потеряю ясность ума и смогу до самого конца передвигаться без посторонней помощи, – это неоценимый дар.

Она умолкла.

Клей Хэдли прищурил глаза. Он понимал, почему безмятежное выражение лица Оливии сменилось тревогой. Еще до того, как она заговорила, он уже знал, что именно она скажет.

– Клей, пусть это останется между нами.

Он кивнул.

– Имеем ли мы право по-прежнему скрывать правду? – пристально глядя на него, спросила она. – Мама считала, что имела. Она собиралась унести это с собой в могилу, но в самом конце, когда рядом были только мы с тобой, поняла, что обязана нам сказать. Иначе поступить ей не позволяла совесть. Даже несмотря на все бесчисленные добрые дела, которые совершала Кэтрин в монашестве, ее добрая репутация всегда подвергалась сомнению из-за распускаемых слухов, что будто бы много лет назад, перед тем как уйти в монастырь, она могла быть в любовной связи с мужчиной.

Хэдли изучал лицо Оливии Морроу. Даже обычные возрастные признаки – морщинки вокруг глаз и рта, слабое подрагивание головы, то, как она наклонялась вперед, чтобы лучше услышать все, что он говорит, – почти не портили ее утонченной красоты. Его отец был кардиологом ее матери, и Клей занял место отца, когда тот вышел на пенсию. Сейчас, в пятьдесят с небольшим, он не мог припомнить то время, когда семья Морроу не являлась частью его жизни. Ребенком он испытывал перед Оливией благоговейный трепет, уже тогда понимая, как красиво и стильно она всегда одевается. Позже он узнал, что в то время она по-прежнему работала продавщицей в известном универмаге Олтмана на Пятой авеню и что ее модный гардероб составлен из вещей, купленных на дешевых распродажах в конце сезона. Она никогда не была замужем и вышла на пенсию в должности администратора и члена правления Олтмана уже много лет назад.

С ее старшей кузиной Кэтрин он встречался лишь несколько раз, в то время, когда она уже стала легендой – монахиня, основавшая семь больниц для физически и умственно неполноценных детей. Это были не только лечебные, но и исследовательские учреждения, в задачи которых входило найти пути исцеления детей или облегчения их телесных и душевных страданий.

– Ты знаешь, что многие люди называют чудом исцеление ребенка с раком мозга и приписывают это заступничеству Кэтрин? – спросила Оливия. – Ее считают кандидатом на беатификацию.[1]

У Клея Хэдли стало сухо во рту.

– Нет, я об этом не слышал.

Не будучи католиком, он смутно представлял себе, что это в конечном счете может привести к канонизации сестры Кэтрин в качестве святой и поклонению ей верующих.