Читать книгу "Повезло в любви - Барбара Картленд"

1880

Лорд Харлестон обвел взглядом бальную залу Мальборо-Хауса и не смог сдержать зевок.

Было уже поздно, и он завершил так называемые обязательные танцы. Внезапно он почувствовал, что не хочет больше танцевать с прекрасными дамами из окружения принца Уэльского.

И дело было не только в том, что его не заинтересовала ни одна из присутствующих. Лорд Харлестон устал от ауры королевского величия, неизменно наполнявшей Мальборо-Хаус.

«Наверное, я старею», — подумал лорд Харлестон.

Еще несколько лет назад он счел бы такой вечер увлекательным и наслаждался каждым его мгновением.

Сейчас все было по-другому.

Дамы казались все на одно лицо. Везде одно и то же — и на приемах, которые устраивали самые знатные лондонские аристократы, и на балах в Мальборо-Хаусе, где царила принцесса Александра.

Одни и те же шутки, одни и те же роскошные яства, одно и то же великолепное вино.

Предаваясь унынию, лорд Харлестон даже не выказал обычного интереса к картинам и убранству дома.

Он принадлежал к числу близких друзей принца и был истинным знатоком и ценителем искусств. Мальборо-Хаус в Пэлл-Мэлле, построенный для первого герцога Мальборо, всегда услаждал его вкус, ибо это было подлинное произведение искусства, к тому же — со своей историей.

В 1817 году Мальборо-Хаус передали принцессе Шарлотте и принцу Леопольду, затем он перешел к королеве Аделаиде, которая прожила там всю жизнь, до 1849 года.

Королева Виктория обратилась в Парламент с просьбой принять закон, который передавал замок в собственность принца Уэльского — в подарок на его девятнадцатилетие.

Впоследствии правительство потратило 60 000 фунтов на реконструкцию и расширение здания и 100 000 — на меблировку и экипажи.

Лорд Харлестон считал, что деньги пошли впрок, хотя общественность и более радикально настроенные члены Парламента находили такие траты неоправданной роскошью.

Теперь, приближаясь к своему сорокалетию, принц Уэльский владел Мальборо-Хаусом и Сандрингхэмом.

Но в тот вечер подобные размышления не смогли развлечь лорда Харлестона, и, снова зевнув, он решил, что пора собираться домой.

Едва он успел об этом подумать, как услышал громкий смех, доносившийся из той части залы, где принц, судя по всему, шутил со своими друзьями.

Друзья принца служили еще одним яблоком раздора, и королева была не одинока в своем неприятии.

«Тайме» осудила принца Уэльского за покровительство «Американской партии животноводов и борцов», многие резко отзывались о его близкой дружбе с людьми, чьи имена «известны более из-за богатства, нежели благодаря происхождению».

Лорд Харлестои, безусловно, не принадлежал к этой категории, но его репутация «стреляного воробья» пробуждала у королевы определенное недовольство, которое, как цинично признавал сам лорд Харлестон, он вполне заслужил.

Он был невероятно красив, богат, занимался спортом. В окружении принца Уэльского не было почти ни одной женщины, которая не посчитала бы за счастье поймать его в свои сети, пусть даже этому счастью и суждено стать недолгим.

А счастье и в самом деле всегда бывало недолгим, ибо раз уж лорда Харлестона утомляли балы и приемы, то женщины утомляли его еще сильнее.

Пока он преследовал очередную красавицу — или, точнее, очередная красавица преследовала его, — он наслаждался игрой, но как только погоня заканчивалась, все вновь становилось обыденным и тоскливым. Лорд Харлестон редко находил в своих связях что-то новое, удивительное, неожиданное, будоражившее кровь.

Итак, он вполне заслужил репутацию сердцееда, а истории о его неверности кочевали из будуара в будуар, от красавицы к красавице. И во всех этих историях общее было одно — все прекрасные дамы теряли его в миг победы.

До лорда Харлестона донесся новый взрыв смеха. Громче всех смеялся принц. Очевидно, причиной веселья послужил посол Португалии, жизнерадостный маркиз де Совераль.

Маркиза ценили за присущее ему остроумие и особый шарм.

Лорд Харлестон задумался, не присоединиться ли ему к группе принца, или все же лучше потихоньку выскользнуть из залы.

Но прежде чем он успел принять решение, принц заметил его и кивком подозвал к себе.

— Я хотел бы поговорить с вами, Селби.

Лорд Харлестон покорно приблизился.

— Слушаю, сир.

— Не здесь, — тихо молвил принц.

Он взял лорда Харлестона под руку, вывел из бальной залы (оркестр как раз заиграл очередной романтичный вальс) и провел в гостиную, специально устроенную для тех, кто хотел посидеть в тишине.

Вся комната была уставлена цветами, их сладкий аромат витал в воздухе. В полумраке виднелись мягкие диваны.

Гостей здесь не было.

К удивлению лорда Харлестона, принц Уэльский закрыл за собой дверь и, пройдя в глубь комнаты, прислонился спиной к камину.

Лорд Харлестон настороженно посмотрел на него, гадая, что же могло заставить принца с такой таинственностью в самый разгар веселья удалиться с бала.

Вряд ли это имело отношение к финансам. Хотя принц и испытывал постоянную нужду в средствах, сейчас его высочество консультировали Сасуны и Ротшильды, а сэр Энтони Ротшильд, которому был недавно пожалован титул баронета, договорился с семейным банком, чтобы принцу выдавались деньги в любое время, когда бы ни потребовалось.

Такие же услуги принцу оказывал и барон Морис фон Хирш, невероятно богатый еврейский финансист, ибо принц Уэльский ввел его в высший свет.

Принц откашлялся, и лорд Харлестон понял, что собеседник несколько смущен.

Наконец он решился начать разговор.

— Селби, — произнес принц, — я хочу с вами серьезно побеседовать о Долли.