Читать книгу "Остров на краю всего - Киран Миллвуд Харгрейв"

Мне повезло больше, чем большинству других. Я родилась здесь, и меня не обзывали, в меня не плевали на улицах. Нана уже носила меня, когда за ней пришли, хотя и не знала об этом, пока, через месяц после отъезда из дома, не сошла на берег и не ощутила в животе трепет, словно дрожание крылышек. Это я росла в ней.

Нана приехала сюда одной из первых, еще до того, как на скале появился белый орел. Она помогала складывать его, когда я только выкатилась на свет и, совсем маленькая и надежно привязанная, лежала на ее спине. Выбеленный солнцем коралловый известняк, который собирали на берегу, был тогда просто камнем. Теперь он – птица.

Я напоминаю об этом нане, когда ей бывает страшно, а такое случается нередко, хотя она и старается держаться. Видишь, говорю я, эта птица вся из камня цвета кости, и она прекрасна. Я к тому, что хотя плоть угасает, красота не уходит. Но ведь в птице важна не только красота, отвечает нана. Орел еще и символ министерства здравоохранения. Мы живем на проклятом острове. Острове болезни.

Порой нана выражается с излишней, на мой взгляд, прямотой и откровенностью.

Я уже заметила, что взрослые склонны видеть во всем только плохое. В школе, на уроках у сестры Клары, речь каждый раз заходит о грехе и дьяволе, а не о любви и доброте, как у сестры Маргариты, хотя обе говорят о Боге и церкви. Сестра Маргарита – самая главная и самая добрая сестра на острове, поэтому я предпочитаю слушать ее, а не сестру Клару.

У наны боги свои, маленькие, которых она держит на подоконнике или под подушкой. Ей не по вкусу, что я хожу в школу, но на этом настаивают монахини. А кроме того, я люблю сестру Маргариту. У нее широкий рот и чистые-пречистые ногти. У тебя очень серьезное личико, сказала она мне однажды, но не в упрек, а по-доброму. Нана постоянно твердит, что я заработаю морщины, если буду супиться, но тут уж ничего не поделаешь – не могу думать и не супиться.

Я и сейчас щурюсь, но это из-за солнца. Между деревьями, что обступают наш дворик, обнаружилось местечко, где можно стоять на коленях, оставаясь в тени, и смотреть на небо. Сегодня воскресенье, день отдыха, и в школу идти не надо, а в церковь только через час.

Я выискиваю бабочек. Три лета подряд мы с наной высаживаем на пустыре за булочной семена цветов, но они так и не взошли. Нана говорит, что почва, должно быть, не подходящая для выращивания растений, которые любят бабочки. В городе я до сих пор ни одной еще не видела. Они наверняка где-то здесь и скрываются у меня за спиной, когда, стоит только обернуться, пропадает тень. Поэтому я стараюсь почаще замирать и не шевелиться.

– Амихан!

– Здесь, нана.

Вид у нее усталый, кожа вокруг глаз натянулась. Когда она называет меня полным именем и закрывает лицо голубой тряпицей, это означает, что к нам пришли. Факт не очень приятный, но нос у нее как будто пропадает совсем, а звук при дыхании такой, словно у воздуха есть крючки. Болезнь проявляется у разных людей по-разному: у одних язвочками, вроде розовых чернильных брызг, на руках и ногах, у других – бугорками и воспаленностями, как будто они свалились в жгучую крапиву или потревожили осиное гнездо. У наны – нос, распухшие пальцы и боль, которую она умеет хорошо скрывать.