Читать книгу "Михаил Бахтин - Алексей Коровашко"

Мещанин во дворянстве, или Домби и внук

Уподобление бахтинской биографии роману не является всего лишь риторическим приемом. В ней, как и во многих литературных произведениях, не всегда действует закон исключенного третьего, благодаря чему факты, из которых она состоит, могут противоречить друг другу, но при этом в равной степени претендовать на истинность. В каком-то смысле они родственны «двойному» суждению в трагедии Шекспира «Макбет», где слова главной героини об опыте материнства («Кормила я и знаю, что за счастье держать в руках сосущее дитя») диссонируют с восклицанием Макдуфа «Но Макбет бездетен!». Объясняя это несомненное противоречие своему секретарю Эккерману, Гёте подчеркивал: «Шекспир всякий раз заставляет своих персонажей говорить то, что наиболее уместно, действенно и хорошо в данном случае, пренебрегая тем, что их слова вступают в мнимое противоречие со сказанным ранее или позднее».

Точно так же, по сути дела, вел себя и Бахтин, постоянно подправляя текст собственной судьбы в беседах, анкетах и воспоминаниях. Говоря литературоведческим языком, фабульное событие личной жизни он каждый раз подвергал новой сюжетной аранжировке, переводя его из плоскости обязательного и неизменного в сферу вариативного и подвижного. Вот, например, что значится в Метрической книге Петропавловского собора города Орла в записи под № 83: «Михаил. Родился 4, крещен 8. Родители: орловский купеческий сын Михаил Николаев Бахтин и законная его жена Варвара Захарьевна, оба православные. Восприемники: орловский купеческий сын Павел Николаевич Бахтин и орловского купца Николая Козьмина Бахтина жена Екатерина Павловна. Таинство крещения совершили иподиакон Орлов и псаломщик Успенский».

Будучи в декабре 1928 года арестован по делу о религиозно-философском кружке «Воскресение», Бахтин указал в стандартной для ОГПУ анкете, что он «из мещан» и родился в Орле.

В автобиографии, представленной в канцелярию Мордовского государственного педагогического института, ставшего впоследствии Мордовским государственным университетом и обладателем вводящей в заблуждение аббревиатуры МГУ, Бахтин также утверждал, что является сыном «служащего», вышедшего из мещанского сословия города Орла.

Но в состоявшихся в 1973 году диалогах с Виктором Дувакиным, собиравшим фонд звуковых мемуаров по истории русской культуры, Бахтин заявил, что происходит «из семьи дворянской и очень древней», ведущей свое происхождение как минимум с XIV века. Больше того, Бахтин включил в структуру своих родственных связей Антиоха Кантемира (1708–1744), крупного мецената, основателя Орловского кадетского корпуса Михаила Петровича Бахтина (1768–1838) и литературоведа князя Дмитрия Святополк-Мирского (1890–1939). Верный бахтинский апостол Вадим Кожинов, зачарованный услышанными от своего учителя генеалогическими побасенками, добавил в этот список «поэта И. И. Бахтина, одного из основателей первого сибирского журнала “Иртыш, превращающийся в Ипокрену”, и видного критика, сподвижника Катенина и Грибоедова Н. И. Бахтина, который в 1840–1850 годах был государственным статс-секретарем».

Это разноречие в показаниях, казалось бы, проще всего объяснить желанием скрыть принадлежность к дворянской касте в эпоху революционных потрясений и репрессий. Во времена же более «вегетарианские», мягкие, в том, чтобы тщательно маскировать аристократические корни, уже нет прежнего смысла. Наоборот, их демонстрация становится занятием едва ли не респектабельным, позволяющим без каких-либо усилий «генеалогически» возвыситься над собеседником.

Однако подобную трактовку необходимо полностью отбросить, поскольку «дворянскость» Бахтина не подтверждается ни архивными документами, ни отслеживанием родословной его родителей.

Так, если мы обратимся к «Памятным книжкам Орловской губернии» рубежа XIX–XX столетий или газете «Орловский вестник», то увидим, что Михаил Николаевич Бахтин (1868–1930-е) фигурирует в них именно как «купеческий сын», избиравшийся с 1897 по 1905 год членом Орловской городской думы от купеческого сословия.