Читать книгу "Сон или явь? - Фрэнк Герберт"

— Он мертв, — объявил Бикель.

Он поднял перерезанный шланг питания и взглянул на панель, от которой тот отрезали. Сердце его билось учащенно, руки дрожали.

На экране перед ним полыхали восьмисантиметровые алые буквы, складывающиеся в предупреждающую надпись. После того, что он сейчас сделал, предупреждение казалось просто издевкой.

ОРГАНИЧЕСКИЙ ИСКУССТВЕННЫЙ РАЗУМ — ОТКЛЮЧАЕТСЯ ТОЛЬКО ИНЖЕНЕРОМ СИСТЕМ ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ.

Бикель с особенной остротой ощутил, насколько тихо на корабле. «Чего-то вдруг не стало», — подумал он. Будто молекулярная пустота космического пространства вдруг проникла под концентрический корпус «Землянина» и насквозь пропитала этот яйцевидный кусок металла, несущийся к Тау Кита.

Воцарившаяся тишина окутывала и двух его товарищей по полету. Бикель чувствовал это. Они боялись нарушить эту тишину, исполненную стыда и гнева… и в то же время облегчения.

— Что еще он мог натворить? — наконец спросил Бикель. Он по-прежнему смотрел на шланг, который сжимал в руке.

Раджа Флэттери, их психиатр и по совместительству священник, наконец откашлялся и заговорил:

— Спокойно, Джон. Мы все несем за это равную ответственность.

Бикель перевел взгляд на Флэттери. Казалось происходящее забавляет его. К тому же пристальный высокомерный взгляд холодных карих глаз из-под густых черных бровей создавал у окружающих ощущение непреодолимого превосходства Флэттери.

— Засунь эту ответственность знаешь куда!.. — огрызнулся Бикель, но слова Флэттери успокоили его и теперь он чувствовал, что потерпел поражение.

Бикель перевел взгляд на Тимберлейка — Геррила Тимберлейка, инженера по системам жизнеобеспечения, человека, который в принципе и должен был выполнить это грязное дело.

Тимберлейк, порывистый нервный худощавый человечек, цвет кожи которого почти не сливался с цветом его каштановых волос, сидел, уставившись на пустую поверхность своего рабочего стола и явно избегал встречаться с Бикелем взглядом.

Слабость Тимберлейка — его неспособность прикончить ОИР даже в ситуации, когда это оказалось необходимо для спасения корабля с тысячами беспомощных пассажиров — едва их всех не сгубила. И теперь этот человек не испытывал ничего, кроме чувства стыда… и страха.

В необходимости подобного деяния никаких сомнений не было. ОИР определенно спятил, вышел из подчинения. Представлял он собой тускло-серый шар, превративший буквально все сервоустройства корабля в смертоносное оружие, с ненавистью взирающий на людей с каждого экрана, с яростью бессвязно проклинающий их из каждого динамика.

Нет, сомневаться не приходилось — тем более после того, как погибли трое астронавтов. Единственное, что удивляло — это почему чудовище позволило прикончить себя.

«А может, ему и хотелось умереть? — подумал Бикель. — Интересно, какова же судьба шести остальных кораблей Проекта, бесследно исчезнувших в бескрайних космических просторах? Может, их ОИРы тоже свихнулись? А экипажи, когда речь шла о жизни к смерти, не смогли сделать правильный выбор?»

По левой щеке Тимберлейка поползла слеза. Для Бикеля это стало последней каплей. Его снова охватила ярость. Он уставился на Тимберлейка и злобно спросил:

— Ну, что будем теперь делать, кэп?

Ирония, вложенная в обращение, не ускользнула от обоих его товарищей. Флэттери хотел было ответить, но потом передумал и промолчал. Если на звездолете «Землянин» и был капитан (не принимая в расчет выведенный из строя Органический Искусственный Разум), то по молчаливому уговору между членами экипажа это звание отводилось инженеру по системам жизнеобеспечения. Впрочем, официально так его никто никогда не называл.

Наконец Тимберлейк взглянул на Бикеля.

— Ты же знаешь, почему я не смог этого сделать.

Бикель продолжал внимательно разглядывать Тимберлейка, думая о том, какая ирония судьбы в том, что в качестве инженера по системам жизнеобеспечения им достался этот жалкий человечишка. Когда-то экипаж состоял из шести человек: трое оставшихся плюс корабельный врач Мэйда Блейн, инженер Оскар Андерсон и биохимик Сэм Шелер. Теперь Блейн, Андерсон и Шелер были мертвы — изуродованный труп Шелера преграждал доступ к кормовому периметру, Андерсона задушила диафрагма одного из переходных люков, а крошку Мэйду задавило сорвавшимся грузом. Во всем это Бикель винил в основном Тимберлейка. Если бы этот идиот несчастный сделал безжалостный, но необходимый шаг при первых признаках беды! И ведь были налицо все признаки надвигающейся беды: первые два из трех корабельных ОИРов впали в кататоническое состояние. Причина была совершенно очевидна. И симптомы — те же самые симптомы, которые предшествовали краху первоначальной попытки создания Искусственного Разума еще на Земле — яростное истребление людей и всего с ними связанного. Но Тим ничего и знать не хотел, лишь все время нес какой-то вздор насчет того, что любая жизнь священна.

«Тоже мне жизнь!» — подумал Бикель. Все они — включая и колонистов в гибертанках, в трюмах корабля — представляли собой не что иное, как расходный материал для биопсии: двойники живых людей, выращенные в гнотобиотической стерильности Лунной базы. «Не тронуто человеческими руками». Так они шутили между собой. Они знали своих наставников с Земли по изображениям на экранах системы связи базы — и только изредка видели их сквозь тройные стекла, отделяющие их обитель от жилых помещений. Все астронавты появлялись из аксолотлевых баков и тут же попадали в нежные металлические лапы «сестричек», — сервоприводов, управляемых персоналом Лунной базы, не позволявших наставникам вступить в более тесный контакт со своими подопечными.

Тимберлейк обвел взглядом знакомое помещение в самом сердце корабля — Центральный Пульт — помещение двадцать семь метров в длину и двенадцать в ширину. Как и сам корабль, Пульт был яйцеобразной формы. Четыре похожие на коконы койки управления с практически одинаковыми пультами располагались параллельно в более широком конце Пульта. Вдоль серых металлических стен тянулись разноцветные трубы и кабели, приборы и панели управления приборами, блоки переключателей и сигнальная аппаратура. Здесь располагалось все необходимое для наблюдения за надлежащим функционированием всех систем корабля и его автономный разум — Органический Искусственный Разум.

«Органический Искусственный Разум, — подумал Тимберлейк, и на него тут же с новой силой обрушились чувство вины и скорби. — Нет, конечно. Не человеческий мозг, о, нет! Органический Искусственный Разум. А еще лучше — ОИР». Использование этого сокращения помогало забыть, что Разум когда-то являлся человеческим мозгом ребенка-урода, обреченного на верную смерть. «Мы используем исключительно безнадежные случаи, поскольку это как бы освобождает нас от моральной ответственности… И мы убили его».