Читать книгу "Восемь – это бесконечность - Кристина Майс"

Фонари слегка поблескивали, люди скользили по сумеречным улицам, кто-то в сопровождении, кто-то — без. Девушка шла, не думая о том, правильно идет или нет, а просто так бродила, разглядывая: вот, молодая семья, состоящая из трех наисчастливейших людей: отца, матери и, совсем крошечной, девочки с чудными туфельками. Эти незнакомцы радостно трапезничали и что-то приговаривали друг другу. Все будто бы пело в идеальной гармонии: квартиры, из которых доносился легкий приглушенный свет, дома, забиравшие на себя часть этого света, люди… Интриговало все, но уже не так, как поначалу, конечно. Уже приелось. Хотя… В этот момент она остановилась посреди не очень шумной улицы: фонари горели обычным светом, люди пили обычное вино, обычные приветливые лица, обычные лошади, которые по привычке устали, но… Но что-то было явно не так, что-то… Да! Пожалуй, это было гармоничное счастье! Именно оно! Если же вам когда-нибудь доводилось на секундочку посреди жуткой суматохи задуматься и вдруг… Появляется такое редкое чувство… Ты чувствуешь, что ты жив! Сердце в такие моменты яростно трепещет, как маленькое калибри. Но потом, после пары минут, это чувство покидает вас и, наверняка, посещает еще кого-нибудь. Когда чувства поубавились, наша героиня снова продолжила свою непринужденную прогулку. Ей была назначена встреча, но часов она при себе не имела, время спрашивать не хотелось, разглядывать таблички на домах с названием улиц тоже не было желания. Куда спешить, к кому? Для какой цели, если все вокруг не нуждается в дополнении? Было тепло и спокойно. На улицах пахло багетами, вином и кофе, отчего было и радостно, и грустно одновременно потому, как и вино и кофе давали девушке ассоциации с ее домом, со всем, что когда-то было так близко, и что стало так далеко. «Быть может, уже прошла?» — подумала она. Что было бы весьма кстати, ведь эта встреча тоже немного напоминала ей о прошлом. Свернув с центральной улицы вправо, она перешла на другую, более узкую, где было немного темнее, меньше народу, меньше заведений, а конниц не было и в помине. Тут, проходя мимо очередного ресторанчика, послышался очень такой неприятно-невыносимый возглас, который отнес девушку снова в те времена и спутал все ее мысли, разрушив такие сладостные мгновения тишины.

— Аннушка! Аннушка! — кричал голос, который она, конечно же, не могла не услышать. Может, крик и был неприятен девушке, но все же где-то глубоко внутри нее, прошлое было радо вновь встретить этот голос. К несчастью, ей пришлось обернуться и в тот же миг она окончательно убедилась, что каким-то ужасающим образом дошла именно до того места, где должна была произойти встреча. «Черт! Как же так, я ведь шла куда угодно, но только не сюда…» — подумала Анна. Затем девушка смиренно подошла к столику, где гордо и одиноко лежала белая роза, которая не была из числа любимых цветов Анны. На столе выжидал своей очереди бокал вина и чашечка кофе с уютно укутанной в обертку конфеткой. Кричащий галантно привстал, отодвинул стул, предлагая сесть. Затем он сам расположился перед столом. По виду, это был человек лет двадцати восьми, высок, далеко не из бедной семьи — в его роду водились разнообразные дворяне. Вкус его был неплох, одевался он всегда сдержано и пристойно и получил достойное образование и всевозможные награды за всяческие достижения; волосы — русые, а глаза были тусклого зеленого цвета, под которыми красовались темные серые круги, и, надо сказать, телосложение у него было весьма коренастое. Секунд, быть может, тысячу стояла гробовая тишина: он смотрел на розу, а Анна — повторяла узоры скатерти на столике пальцами, окутанными белыми перчатками. Он закурил. Начался разговор.

— Не гоже, Анна, издеваться надо мною таким самым непристойным образом! Я ведь жду вас здесь весь день, как проклятый! Совсем вы меня позабыли… — сбросив пепел в пепельницу, бормотал он.

— Я вижу, вино весьма неплохое… — начала девушка, слегка улыбнувшись. — Скажите, что побудило вас звонить мне так рано утром?

— Анна… Это чудесный город, не правда ли? — ответил он.

— Город чудный. Так что же вам понадобилось от меня? Почему вы не в Питере?

— Да, видите ли, Аннушка, дело вот в чем. Моя женушка, та, что с городничем роман закрутила, мне вот что выкрутила: пришла домой, часа, не даст Бог соврать, в три или четыре ночи. Ум ясный, глаза светятся, сна — ни в одном глазу. Попросту говоря, она мне заявила, что более рожи моей видеть не желает, детей нет у нас и не предвидится, что я обнищал, собрала вещи, отдала ключ и элегантно закрыла дверь, оставив маленькую щелочку для раздумывания. А я так и простоял, вглядываясь в эту щель весь остаток ночи. Как вы это находите, не правда ли, это весьма преинтересно? — затушив сигарету, спросил молодой человек.

— Действительно. И что, вы, стало быть, приехали в Париж только затем, чтобы поведать мне эту кровопролитную историю? Ох, Федор Павлович!

— Да я, в общем-то, все продал… и… купил себе тут квартирочку маленькую на Сан-Жермен, знаете такое?

— Угу, — почти неслышно буркнула Анна.

— А как там ваш суженный — ряженный? — снова прикурив сигару, спросил приятель.

— А? — спросила девушка, делая вид, что не расслышала.

— М? — ответил ей вопросом собеседник. Анна уже приготовилась начать не очень-то приятную для нее беседу, но Федор перебил ее.

— Нет, все это вздор! Самое время забыть все это, давным-давно. Вот бы испытать все чувства, что вы, моя дорогая, носите в себе. Да, я бы был на седьмом небе от счастия… Вот это было бы время… — мечтательно потягивал сигарету Федор.

— Может быть… — ответила Анна, довольная тем, что ей не придется отвечать на каверзные вопросы. Затем в разговор ворвался гарсон:

— Mademoiselle, voulez — vous quelque chose[1]? — на что Анна не смогла ответить, так как очень сильно задумалась. Она не слышала уже ни переспрашивающего официанта, ни собеседника, просившего подождать и звавшего ее. Она думала… И тут ей все стало таким понятным. Новое чувство ворвалось в этот разговор и в эту встречу: жизнь идет своим чередом. Без нее. Ее взгляд был прикован к улице: люди шли туда-сюда, смеялись, говорили… Уже стемнело и свет в окнах стал разрастаться, постепенно озаряя всю улицу; тихонько носились лошади, очень редко проезжало современное новшество — паровой фаэтон; летали птицы в поисках ночлега, в парке дети собирались домой. Анна вдруг вспомнила, что этот парк, вернее сквер, носил название «Square du Temple» и был расположен в третьем районе Парижа, который был ей очень знаком. Вдруг девушка вышла из оцепенения, мысли рассеялись, и она поняла, что от нее ждали ответа:

— А? Федор, пойми меня… И в этот же момент будто ужаленная выскочила из-за стола, бросив какую-то мелочь на стол и побежала так быстро, как только могла. За спиной разносился крик Федора: «Аннушка!», но девушка его не слышала. Туфли снова натерли все ноги, платье было перекручено, шляпа то и дело съезжала на глаза, и приходилось ее поправлять, а прическа распустилась и представляла из себя не пойми что. Проносясь по переулкам, Анна то и дело спотыкалась, а сидящие и миролюбиво распивающие вино люди в ресторанах были в крайнем замешательстве от этих забегов и мило хихикали. Уже почти удалось спуститься к Сене, глубокую ночную темноту которой освещали маленькие фонарики, изредка подмигивая как спасательные маяки. Возле моста и был окончен марафон. Сверкали окна на другой стороне моста, где-то бывалый прохожий слонялся; настроение оставляло желать лучшего, хотя Анна весьма развеселилась и даже громко посмеялась от этой истории с побегом, чем напугала скитающегося вдоль набережной дедка. Она оперлась на старинный резной парапет, переводя дыхание, почувствовала холод, затем осознала, что стоит здесь совершенно одна. «И как это на парижской набережной такое возможно?» Слезы покатились как-то сами собой. Так она стояла где-то четверть часа. Послышался очень громкий стук каблуков и частое громкое дыхание, а затем крик, но негромкий, не режущий слух. Конечно, он кричал на чистом французском, но ведь и Анна давно не открывала словаря.