Читать книгу "Что может быть проще времени? - Клиффорд Саймак"

Пожалуй, в творчестве каждого писателя есть некий лейтмотив, некое ключевое понятие, то единственное слово, до которого может быть редуцировано все, сделанное им в литературе. К примеру, у Брэдбери таким понятием является культура, у Желязны – миф, изначальные архетипы, без которых невозможно само существование людей как некой общности; у Хайнлайна, самого американского из фантастов – свобода… Замечу, что в каждом из приведенных примеров речь идет о некоей надличностной идее, ценность которой выше не только отдельной человеческой жизни, но даже и всего человечества. Полагаю, вдумчивый читатель без труда продолжит этот ряд, не ограничиваясь фантастикой – так, в качестве сверхидеи всего творчества у Достоевского обнаруживается совесть, а у Набокова – ностальгия. Для Клиффорда Саймака такой надличностной ценностью, вне всяких сомнений, был гуманизм – но, как бы парадоксально это не звучало, гуманизм, простирающийся гораздо дальше собственно человека, а иногда и вне его, ведь «человеческий» и «человечный», к сожалению, далеко не одно и то же.

Вообще, с определённой точки зрения вся наша история вполне может быть представлена как всё большее расширение того круга, к которому применимо само понятие «человек». Сперва это был исключительно член своего племени, а все остальные считались варварами, гайдзинами, кафирами – то есть, существами, заведомо низшими. Теми, в отношении которых можно позволить себе любую бесчеловечность. Затем настало время, когда одна раса объявила себя выше остальных, и в мир снова вернулось рабство – причём куда как превосходящее по жестокости античное. Наконец, «просвещённый» ХХ век вернул в Европу понятие геноцида, ещё вчера казавшееся немыслимым. Однако и после победы над нацизмом мир не стал единым: современная Саймаку Америка, с её претензией на мировое господство и статус «самого демократичного государства планеты», продолжала исповедовать и расовую сегрегацию, и террор по идеологическому принципу – пресловутый маккартизм. Всегда находится кто-то, кого можно безнаказанно исключить из круга людей – и, соответственно, отказать ему в праве на человеческое обращение. Для Саймака подобное было категорически неприемлемо, и никакие ссылки на «обстоятельства» или «текущую необходимость», никакие доводы учёных или политиков не могли переубедить его.

Но Саймак – и в этом, пожалуй, заключается его уникальность – идёт много дальше. Для него понятие «человек» не только значительно шире собственно биологической принадлежности к виду Homo sapiens sapiens – оно, порою, даже не включает в себя тех, кого Платон определил как «двуногих животных с плоскими ногтями, лишённых перьев», если те не соответствуют определённым базовым морально-этическим критериям, которые, по Саймаку, человека и определяют.

Вспомним культовый роман Саймака «Город», в котором в рамках единой цивилизации равноправно существуют и люди, и роботы, и разумные псы. Цивилизации, изжившей само понятие убийства – вне зависимости от целей и оправданий. Когда выясняется, что люди – пусть только некоторые из них – в принципе сохранили способность убивать, их аккуратно, но без жалости, высылают в параллельный мир, туда, где до торжества человечности остаются ещё многие тысячелетия. А когда Псы сталкиваются с муравьиной цивилизацией, с её тупой и всеодолевающей силой – они предпочитают и сами оставить Землю, потому что капитуляция и бегство для них приемлемее, чем война.

Это действительно лейтмотив всего творчества Саймака, его магистральная тема, красной нитью проходящая сквозь всё, им написанное. К примеру, роман «Снова и снова» с его борьбой за права андроидов, чьё единственное отличие от людей заключается в способе появления на свет. И так по-Саймаковски сделать главного героя, Ашера Саттона, принесшего андроидам свободу, уже не вполне человеком, находящимся в симбиозе с инопланетной сущностью. Та же тема присутствует и в «Кольце вокруг солнца». Но если в «Снова и снова» главный герой узнаёт, что его возлюбленная – андроид, то в «Кольце» литератор Виккерс осознаёт, что не только является андроидом, но и частично «мутантом», одним из тех, за кем на Земле ведётся настоящая охота. И в этой реальности (точнее, реальностях, поскольку действие «Кольца вокруг солнца» происходит в двух параллельных мирах) и мутанты, и андроиды оказываются гораздо человечнее многих «биологических безупречных» людей. В «Почти как люди» Саймак выводит на сцену представителей сразу двух инопланетных рас: это «шары», воплощающие в себе всё худшее, что есть в человеке – его алчность, жестокость и нетерпимость, – и Пёс, как и в «Городе» олицетворяющий самые светлые человеческие качества. Именно Пёс объясняет герою романа, Паркеру Грейвсу, как именно людям стоит беречь Землю. Ещё одно культовое произведение Саймака, «Всякая плоть – трава» не оставляет ни малейших сомнений, кто – люди или Цветы – более соответствует гуманистическому идеалу.

У каждого народа для каждого поколения есть свои нормы, и эти нормы устанавливаются не законом, не по универсальному эталону. Они устанавливаются общественным мнением, которое, в свою очередь, складывается из предубеждений, и из непонимания, и из извращённой логики, столь свойственных человеческому разуму.

Пожалуй, эти слова из «Что может быть проще времени?» полностью описывают суть той проблемы, которая вызывала у Саймака такое беспокойство. И разумеется, насаждаемые нынче лицемерные толерантность и политкорректность не имеют к её решению ни малейшего отношения.

Фабула перечисленных романов практически одинакова: бо́льшая часть косного, не приемлющего любое отклонение от обывательской «нормы» человечества преследует тех, кто этим «нормам» не соответствует, – в то время, как меньшинство не только встает на сторону изгоев, но и в конечном итоге выступает против собственного биологического вида. Впрочем, это «тоже», как правило, весьма пассивно: насилие – не метод героев Саймака.

Нельзя не вспомнить, что примерно в то же время на другом краю света братья Стругацкие пишут очень «саймаковский» рассказ «Бедные злые люди»[1]:

– Ты пробовал когда‑нибудь стрелять в человека?

Толя сморщился, но ничего не сказал.

– В том‑то и дело, – сказал Эрнст. – Попробуй хоть представить. Это почти так же противно.

Кажется, любой их героев Саймака согласился бы с этим утверждением. Сама мысль о насилии как средстве решения конфликта, даже ради самозащиты, для них омерзительна независимо от того, люди это, андроиды, мутанты или пришельцы. Именно поэтому они любой битве предпочитают бегство вместе с себе подобными в иной мир, будь то другая планета или параллельная реальность, оставляя Землю тем, кто составляет на ней неисправимое большинство.