Читать книгу "Краденое счастье - Мария Воронова"

Самым любимым отдыхом Зиганшина был поход в лес за грибами. Как только начинался сезон, Мстислав Юрьевич доставал с чердака корзину и болотные сапоги и рано утром отправлялся в лес, по счастью, начинавшийся сразу на задах его участка. Отмахивал километров десять или пятнадцать, преодолевал бурелом и болото и, рискуя заблудиться, пробирался в самые глухие лесные уголки.

Не было большей радости, чем среди узловатых корней старой ели, под ржавой прошлогодней хвоей разглядеть крепкую бархатистую шляпку боровика и с замиранием сердца срезать ножку, гадая, червивый или нет. А потом выбраться из чащи на полянку, поросшую густой и высокой травой, поблескивающей от солнечных лучей, предвкушая хороший урожай грибов, которые так любят прятаться в траве.

Зиганшин замечал, что в лесу его покидают обычные тревоги и тягостные раздумья, и вообще в голове становится по-хорошему пусто, мысли текут словно сами собой, неспешные и простые, и в душе воцаряется благость и спокойствие.

Увы, теперь с одинокими походами в лес пришлось завязать, как и со многими другими привычками.

Три месяца назад трагически погибла единокровная сестра Зиганшина, оставив двоих детей[1], и Мстиславу Юрьевичу пришлось взять племянников к себе, потому что иначе их определили бы в детский дом. Вся жизнь его изменилась, причем совсем не так, как он предполагал, и оказалось, что у него, одинокого холостого мужчины, абсолютно нереалистичные представления о детях, но Зиганшин старался и ни одной секунды не жалел о принятом решении. Наоборот, прошло совсем немного времени, и ему стало казаться, что ребята были с ним всегда, и непонятно, как это он раньше жил один. Как было возможно делать все, что хочется, ни на кого не оглядываясь, и думать только о собственных интересах? Теперь такое нельзя было даже вообразить, и слава богу!

Дети пристрастились ходить за грибами не меньше, чем сам Зиганшин, и любимое времяпрепровождение превратилось в какую-то профанацию. Света с Юрой не могли угнаться за Зиганшиным, поэтому пришлось существенно снизить темп и следить за племянниками, чтобы не заблудились, вместо того чтобы высматривать грибы. У Светы был острый глаз, а Юра еще не умел сосредоточиться, пропускал хорошие грибы, страшно огорчался, и Мстиславу Юрьевичу приходилось деликатно «наводить его на цель», а не складывать добычу в собственную корзинку.

Сегодня Зиганшин привел детей на свое любимое место, в посадки. На островке ровной земли среди болотных кочек лесники высадили ровные, в ниточку, ряды елей, теперь деревья подросли, сплелись ветвями, и нужно было продираться сквозь них, чтобы обнаружить ярко-желтые россыпи лисичек или заметить вдалеке силуэт благородного дубовика.

Мстислав Юрьевич стал хищно выглядывать добычу. Сегодня ему не везло, а Света, маленькая «хапуга», уже насшибала полкорзинки белых, и то, что девчонка оказалась впереди, сильно бесило Зиганшина.

«Она полностью сконцентрировалась на грибах, а я должен все время за ней и Юрой смотреть, поэтому ничего удивительного, что у нее больше, – думал Зиганшин, злясь на себя, что нуждается в столь детских утешениях. – Итак, большая грибная охота уходит в разряд воспоминаний. Элина, кажется, тоже. Домой ее теперь не позовешь, а суетиться, искать место, ей-богу, того не стоит. Она все время боится, что муж каким-то образом застукает, я переживаю, что дети одни, в общем, никакой радости».

Он вздохнул. Чувствуя, что Элина, давняя любовница и деловой партнер, в глубине души обрадовалась избавлению от сексуального компонента их отношений, Зиганшин не хотел признавать справедливость этого открытия.

«Ладно, заслужила, – улыбнулся он, – любовница – минус, что дальше? Похоже, на очереди служба».

Зиганшин состоял в должности начкрима одного из отделов полиции города. Он не хотел снимать погоны, но необходимость перемен виделась ему все яснее. Дело было не в том, что служба требовала почти все его время, и не в опасностях, которым он изредка подвергался. Если он выйдет в отставку, не станет прохлаждаться на пенсии, а найдет нормальную работу, требующую времени, а может быть, и отваги. Детей надо поднимать и воспитать достойно, а без денег сделать это непросто.

Дело было в другом. Во-первых, Мстислав Юрьевич прекрасно понимал, что достиг своего потолка по службе и до конца просидит в кресле начальника криминальной полиции. Имеется у него один недостаток, погубивший, наверное, не меньше блестящих карьер, чем пристрастие к вину: он слишком хорош на своем месте. Создал дисциплинированный и компетентный коллектив, обеспечил прекрасную раскрываемость, бесперебойное функционирование коррупционных схем… Какой руководитель захочет лишиться столь твердой опоры, пусть даже через служебный рост этой самой опоры?

Да, Зиганшин был королем в своем отделе, но прекрасно понимал, что в масштабе всей шахматной партии он всего лишь пешка, причем именно та самая, которой пожертвуют ради спасения настоящего короля, и в последнее время интуитивно улавливал, что фигуры на доске выстраиваются как-то неблагоприятно.

Пока Мстислав Юрьевич был один, сам по себе, перспектива ареста и суда не слишком его пугала, он принимал ее как неизбежный риск, необходимое условие, чтобы стать кем-то большим, чем простой опер, точно так же, как он, попав на войну, знал, что может быть убит, и мирился с этой мыслью, потому что прослыть трусом казалось еще хуже.

Теперь все изменилось. Что будет с детьми, если его посадят? Никто не станет хлопотать даже о том, чтобы им попасть в хороший детский дом… Пусть они не родные его дети, а племянники, но раз он взял их на воспитание после смерти сестры Наташи, значит, тень его позора ляжет и на них.

Зиганшин нагнулся к поросшей изумрудным мхом кочке, где ему показался боровичок. Нет, всего лишь поганка, с досадой понял он, и тут же заметил желтые шляпки лисичек, причудливой формой похожие на цветы. «Скоро уже осень, – подумал он, глядя, как, кружась, опадают листья с одинокой старой березы, – дети в школу пойдут, надо определяться. Тем более я только что раскрыл серию убийств, самое время уйти, так сказать, под гром аплодисментов».

В том, что он найдет достойное место, Зиганшин не сомневался, гораздо сложнее будет выйти из нынешнего «бизнеса» так, чтобы никто не затаил на него зла, но знал, что справится и с этим.

Тут он увидел метрах в пятнадцати от себя прекрасный белый гриб. Даже на таком расстоянии было понятно, какой он крепкий и ничуть не червивый. Боровик гордо стоял, не скрываясь в хвое и пожухлых листьях, как его собратья, даже странно, что опытный грибник Зиганшин не заметил его раньше.

Мстислав Юрьевич стал выпрямляться, чтобы подойти, но тут чудо заметил Юра и, охнув от восторга, бросился к боровику.

«Вот азартный! – улыбнулся про себя Зиганшин. – Порода наша такая, грибная…»

Тут его будто по голове ударило, он замер с рукой, протянутой к очередной лисичке. Наша порода… Что-то показалось очень важным в этой мысли, и Мстислав Юрьевич нахмурился, чтобы не упустить ее. До этой минуты он воспринимал Свету и Юру как несчастных осиротевших детей своей погибшей сестры, которых ему пришлось взять на воспитание главным образом потому, что никто другой не согласился. Им руководило чувство долга перед Наташей, ничего больше.