Читать книгу "Замок Бландинг - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

В «Перлах грез» на Хай-стрит показывали последний фильм Минны Нордстром, и мисс Постлетуэйт, наша впечатлительная буфетчица, побывавшая на премьере, все еще переживала увиденное. Перетирая кружки, она громко шмыгала носом.

– Так, значит, фильм хороший? – спросили мы, так как в зале «Отдыха удильщика», когда дело касается серебристого экрана, мы всецело полагаемся на мисс Постлетуэйт. Ее отзыв может вознести, а может и низвергнуть.

– Замечательный, – заверила она нас. – Он открывает всем нам душу женщины, которая ни перед чем не останавливалась во имя любви. Трогательная и возвышающая сердца драма жизни, которой мы теперь живем. Она облагораживает эмоции сочувствием и ужасом.

Ром С Молоком высказал мнение, что раз уж фильм так хорош, так он, пожалуй, рискнет потратить на него девять пенсов. Херес С Горьким Пивом начал прикидывать, сколько платят такой женщине, как Минна Нордстром. Портвейн Из Бочки спас беседу от грозившего ей погружения в пошлый материализм, пожелав узнать, как кинозвезды становятся звездами.

– Я вот о чем, – пояснил Портвейн Из Бочки. – Кинокомпания что, специально берется за сотворение звезды, тренирует ее? Или она вдруг восклицает: «Э-гей, да это же никак звезда? Ну-ну!»

Один из циничных Сухих Мартини, которые всегда все знают, сказал, что тут решают только связи.

– Копните поглубже, и окажется, что эта ваша Нордстром побывала замужем за какой-нибудь киношишкой.

Мистер Муллинер, который в рассеянности прихлебывал горячее виски с лимоном, при этих словах поднял голову:

– Вы, кажется, произнесли имя Минны Нордстром?

– Мы рассуждали о том, как становятся звездами. Я сказал, что у нее, конечно, был какой-то рычаг.

– В некотором смысле вы правы, – сказал мистер Муллинер. – Рычаг у нее был, но этому она была обязана собственной предприимчивости и находчивости. У меня, как вам известно, в Голливуде есть родственники и свойственники, и благодаря этим каналам информации я ознакомился с закулисной историей их студии. И мне точно известно, что Минна Нордстром поднялась до нынешних своих высот благодаря собственной изобретательности и настойчивости. Если мисс Постлетуэйт еще раз смешает для меня виски с лимонным соком, причем чуть больше подчеркнув виски, я с радостью расскажу вам всю историю.

Когда обитатели Голливуда в разговоре затаивают дыхание – а это место, где постоянно в той или иной степени практикуют затаивание дыхания, – вы чаще всего обнаруживаете (сказал мистер Муллинер), что в разговоре фигурирует Джейкоб З. Шнелленхамер, всеми любимый президент корпорации «Идеало-Зиззбаум». Мало найдется имен, которые были бы окружены более широким почитанием, чем имя этого человека наполеоновской закалки.

Потребуйте примера его финансового чутья, и поклонники Шнелленхамера укажут на великое слияние, инициатором которого он явился, – на слияние, при помощи которого он объединил собственную компанию «Колосс-Изыск» с двумя могучими концернами «Идеало-Фишбейн» и «Зиззбаум-Целлулоид». Попросите доказательства его художественного гения, его умения распознать талант в самом сыром виде, и вы получите ответ незамедлительно. Он – тот, кто открыл Минну Нордстром.

Нынче, когда интервьюеры упоминают всемирно прославленную звезду в присутствии мистера Шнелленхамера, он скромно улыбается.

– Я давно положил глаз на малютку, – говорит он, – но по разным причинам не считал, что время для ее дебюта наступило. Затем я провел то, что вы любезно называете эпохальным слиянием, и получил возможность сделать решительный шаг. Мои коллеги сомневались в разумности присвоения никому не известной девочке статуса звезды, но я был тверд. Я видел, что ничего другого не остается.

– Вас посетило прозрение?

– Оно меня посетило.

Однако в тот вечер, с которого начинается моя история, мистера Шнелленхамера посетила только головная боль.

Вернувшись из студии после трудового дня и войдя в гостиную своего роскошного дома в Беверли-Хиллс, он утомленно опустился в кресло, всеми фибрами ощущая, что даже собаку не обрек бы на жизнь президента корпорации, питай он к этой собаке симпатию.

Бесспорно, болезненный ход мыслей, но не лишенный основания. Управление большой киностудией чревато тем, что все, с кем бы вы ни приходили в соприкосновение, начинают перед вами играть. Голливуд населен исключительно теми, кто стремится играть в кино, и они, вполне естественно, считают, что лучший способ осуществить свою мечту, это перехватить взгляд власть имущего и продемонстрировать свой талант.

С той минуты, когда мистер Шнелленхамер покинул утром свой дом, перед ним играли, играли и играли. Сначала вахтер студии, который, открыв ворота перед его автомобилем, немедленно показал этюд, свидетельствовавший, что он просто создан для гангстерских ролей. Затем последовали его личная секретарша, два представителя книжных издательств, официантка, которая принесла ему второй завтрак, страховой агент, репортер киноеженедельника и парикмахер. А когда он уезжал вечером, то перед ним опять выступил вахтер, на этот раз в бурлескной роли.

И неудивительно, что к тому времени, когда магнат добрался до дома, он ощущал резкую ломоту в области висков и жгучую потребность в чем-то тонизирующем.

Для обретения последнего он позвонил, и вошла Вера Пребл, его горничная. Он было удивился, почему вошел не дворецкий, но тут же вспомнил, что уволил его сразу после завтрака за то, что яичницу с ветчиной он подал, выразительно декламируя «Ганга-Дина», это популярнейшее произведение поэта Киплинга.

– Вы звонили, сэр?

– Принесите мне выпить.

– Слушаю, сэр.

Девушка удалилась, чтобы вскоре вернуться с графином и сифоном. При виде них мистер Шнелленхамер чуть-чуть ободрился. Он гордился своим винным погребом и знал, что в графине колышется целительный бальзам. В порыве внезапного благодушия он одобрительно посмотрел на горничную и подумал, что она, кажется, очень приятная девушка.

До этой минуты он никогда особенно не изучал внешность Веры Пребл и вообще мало о ней думал. Когда она появилась в доме несколько дней назад, он, конечно, заметил, что ей присуща эфирная красота, но, с другой стороны, в Голливуде каждая встречная девушка обладает либо эфирной красотой, либо лукавой мальчишеской задорностью, либо темной загадочностью, говорящей о потаенной бешеной страстности.

– Поставьте на столик, – сказал мистер Шнелленхамер, проводя языком по губам.

Девушка исполнила его указание. Потом выпрямилась, внезапно откинула голову и сжала ее ладонями в экстазе безысходных страданий.

– О! О! О! – воскликнула она.

– А? – сказал мистер Шнелленхамер.

– Ах! Ах! Ах!

– Я что-то не улавливаю, – сказал мистер Шнелленхамер.