Читать книгу "Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины"

Еще предстоял прощальный ужин, так неудачно совпавший с новосельем. Еще предстояла ночь, которая все равно уже ничего изменить не могла. Еще предстояло прощание в аэропорту – окончательный конец конца. А потом…

А потом предстояло три недели прожить без него. Ужас, ужас, кошмар. Как прожить без него эти три бесконечные недели?

Но еще предстоял сегодняшний день. И ужин. И ночь. И утро прощания. И еще полчаса до того, как прозвенит будильник и все это предстоящее начнется.

Аня уткнулась в теплое, спящее плечо Кирилла. Он что-то забормотал со сна, заворочался.

Ну вот, разбудила, украла у себя полчаса – сейчас он встанет, и отсчет времени пойдет уже другой – потекут последние часы.

Нет, не проснулся. Но все равно, все равно конец так близко, что вот почти и наступил. Эти полчаса не в счет, агония конца уже началась. И ничего не исправишь.

Ну не проживет она без него эти три ужасные недели, ни за что не проживет. Неужели он не понимает?

Не понимает. Понимать ему некогда – он улетает в Америку. Да ему вообще всегда некогда.

Организатор, владелец, редактор газеты «Криминальный город», за четыре года существования ставшей самой крутой, самой читаемой, самой популярной в области, солидный, занятой, очень взрослый человек, разве может он отвлекаться на всякие глупости, на детские ее глупости и капризы? Некогда ему понимать. Ему нужно лететь в Америку, как самому-самому.

А она не выживет.

Но ведь когда-то, совсем недавно, если разобраться, всего какой-нибудь год назад, жила же без него. Ходила в свой художественный лицей, рисовала акварельки, играла на скрипке, гуляла с собакой, слушалась маму с папой и знать не знала никакого Кирилла. Маленькая девочка Анечка Гартнер, почти ангелочек. Их семья собиралась уехать в Германию, уже и документы были готовы, ждали только, когда она окончит лицей. Оставался месяц. Но когда этот месяц прошел, стало ясно, что ни в какую Германию она не поедет, потому что…

Это был первый взрослый поступок в ее жизни. Ей никогда не давали денег на карманные расходы, считали маленькой и совершенно неприспособленной к практической жизни, лелеяли эту ее детскость и неприспособленность, всячески сопротивлялись взрослению. «Анечка у нас художница, – представляли ее родители новым своим знакомым. – Вот ее последняя работа. Очень талантливый ребенок, не правда ли? И как тонко подмечены детали. Она очень чуткая девочка, понимаете? Сыграй, Анютка, соль-минорный концерт Вивальди». И приходилось играть – нельзя было развеять образ чуткого, послушного, талантливого ребенка. Родители бы этого ей никогда не простили.

Хорошо еще хоть на стул не ставили посреди комнаты и стихи читать не заставляли. И бант на голову не повязывали. Все-таки и они могли понять, что семнадцатилетняя дылда с бантом на голове будет смотреться нелепо.

Но денег на карманные расходы все равно не давали. И не давали шагу ступить без спросу. И взрослых поступков совершать не давали. А она однажды взяла и совершила: собрала свои талантливые акварельки с тонко подмеченными деталями и отправилась на пятачок возле университета продавать.

Никакой это был и не взрослый поступок, а самый обыкновенный детский бунт. Позже Аня и сама расценивала его именно так. Но то, что за ним последовало, как раз и положило начало ее настоящей взрослой жизни.

Кирилл. Ее Кирилл.

Он и последовал, он и положил. Скупив на корню все ее акварельки. Скупив на корню все ее художественные амбиции. Купив с потрохами всю ее, маленькую, неожиданно взбунтовавшуюся против родительской опеки девочку, Анечку Гартнер.

В Германию родители уехали без нее. Анечка Гартнер через полгода, когда наконец ей исполнилось восемнадцать, преобразовалась в Анну Соболеву, жену самого лучшего журналиста и человека города. Который теперь улетает в Америку в качестве самого лучшего.