Читать книгу "Уроки без правил - Анна Устинова"

у, наконец-то. Свершилось. Она стояла передо мной. Абсолютно новенькая. С чистыми стенами темно-желтого цвета и сверкающими зеркальными окнами. Моя новая старая школа.

Новая, потому что ее только построили. Всего месяц назад. А старая, потому что именно на этом месте стояло здание нашей старой школы, куда меня семь лет назад холодным и пасмурным первосентябрьским днем приволокли за обе руки в первый класс мои старшие сестры Олька и Женька.

Помнится, я тогда сильно упирался и протестовал. Мне не хотелось учиться в этой, по моему глубокому убеждению, «девчачьей школе», и я по пути вопил на всю Сретенку, что «хочу учиться в отдельной школе, своей собственной, а не там, где учатся Олька и Женька». То есть я был не столь глуп, чтобы считать, будто там, куда волокли меня сестры, учатся одни девчонки. И вообще, дело было совсем не в девчонках. А именно в моих двух старших сестрах. Не знаю, поймете ли вы меня, но к семи годам мне окончательно осточертело все, совершенно все за ними донашивать: одежду, обувь, игрушки, их прежний детский сад, а теперь еще и школу. В детском саду мне то и дело ставили в пример «Женечку и Олечку». Если верить моей воспитательнице, обе мои старшие сестры были настоящими ангелами. Иными словами, они никогда не писали в штаны, не дрались, всегда до конца доедали огромные порции омерзительной манной каши и к тому же неизменно крепко спали на протяжении всего тихого часа.

Остается лишь удивляться, что у меня не выработались комплексы неполноценности. Весь период моего пребывания в детском саду я лелеял в душе мечту, что уж школу-то не буду за ними «донашивать». К семи годам я полностью себя в этом убедил. А ближе к первому сентября моя уверенность получила, так сказать, материальное подтверждение.

Предки купили мне совершенно новые вещи: рюкзак, тетради, карандаши, настоящий мальчиковый костюмчик — пиджак и брюки, черные ботинки и так далее и тому подобное. Вроде бы начиналась какая-то новая жизнь…

Мечты разом рухнули в тот самый день, когда меня повели записываться. Уже на подходе к Сретенским воротам я почуял неладное. Когда же мать подвела меня к дверям школы, где, как мне было прекрасно известно, учатся Женька и Олька, все нутро мое сжалось от горя. Я истуканом застыл на месте.

— Климентий, в чем дело? — потянула меня за руку мать.

— Не хочу, — глухим от подступающих к горлу слез басом откликнулся я.

— Чего ты на этот раз не хочешь? — устало выдохнула мать.

Надо честно признаться, я часто чего-нибудь не хотел.

— Не хочу здесь учиться, — пояснил я.

— Почему? — была явно потрясена мать.

— Потому, — немногословно объяснил я.

— Очень глупо, — нахмурилась мать. — Ты ведь еще там не был.

Она ничего не поняла! Мне не хотелось даже заходить в эту школу. И я потянул маму прочь от двери.

— Пошли в другую школу!

— Климентий, что ты несешь! — возмутилась мать. — Здесь нет других школ.

— Есть, — проявил большую осведомленность я. — Дальше по Сретенке. Там Генка учится.

Генка жил в соседней квартире и уже закончил первый класс. — Кто ж тебя, милый, туда будет водить? — совсем не обрадовалась моему сообщению мать. — А здесь ты под присмотром Оли и Жени. Они тебя приведут и домой отведут.

Едва услышав такое, я горько разревелся. Мне ничего не оставалось, как сдаться, и меня записали в эту школу. Единственное, чем я мог утешиться, — это личной учительницей. Во-первых, она никогда в жизни не видела Ольку и Женьку. А во-вторых, мой класс должен был стать первым в ее жизни, потому что она только окончила институт.

В общем, в конце концов я вроде бы как смирился. Да и выхода другого у меня не было. Однако первого сентября, едва глянув на Генку, который в сопровождении мамы и папы гордо отправился в свою недоступную для меня школу, я снова почувствовал, как меня захлестывает обида. Тем более что меня вели не мама и папа, а Олька с Женькой.

Я ощутил себя жутко несчастным и, естественно, принял все меры для отдаления встречи со школой. Олька и Женька, напротив, торопились встретиться с одноклассниками, поэтому сначала по очереди наподдали мне, затем, схватив за руки, грубо поволокли вперед. Силы были неравными. Теперь я мог лишь протестующе орать, чем в полной мере и воспользовался.

Наконец сестры сдали меня, злого, потного и красного, с рук на руки классной руководительнице. Всучив напоследок сильно потрепанный букет лохматых астр, Олька и Женька удалились к своим.

Только вы не подумайте, будто я терпеть не могу Ольку и Женьку. Наоборот, я их очень люблю, да и они меня тоже. Но просто тогда все так получилось. Кстати, с того далекого первого сентября количество детей в нашей семье возросло. Теперь у меня имеются еще два брата-близнеца Мишка и Гришка. Им по четыре года, и они теперь вместе донашивают наш детский сад. Правда, в этом году они туда не ходят. Там после ремонта что-то прорвало, и ремонт пришлось по-вторить. А пока Мишка и Гришка целиком и полностью на попечении бабушки. Кстати, как я в прошлом году случайно, но не без удовольствия выяснил, все та же воспитательница ставит в пример им не только Ольку и Женьку, но и меня. Так что я тоже оказался немножко ангелом. В общем-то нашу уже заметно постаревшую воспитательницу можно понять. Мишка и Гришка по сравнению со мной — это настоящий двойной удар. Может, нехорошо так говорить, но я с нетерпением жду момента, когда моим дорогим младшим братцам исполнится, наконец, по шесть и они пойдут в нашу школу. Уверен, мало никому не покажется.

Я вообще Мишку с Гришкой называю «своими мстителями». Во всяком случае, Ольке с Женькой отливается за все воспитательные опыты, которые они производили надо мной. Я-то был целиком и полностью им предоставлен. Потому что, когда я был маленький, мать, по ее собственным словам, «начала делать серьезную карьеру». Она устроилась юристом в молодую перспективную компанию и, кстати, не прогадала. Что касается отца, то он как раз завершал карьеру инженера, а после начал карьеру художника. В общем, родителям тогда было совершенно не до меня. Я оказался брошен на произвол Ольки и Женьки.

А вот Мишку и Гришку не тронь. Они маленькие. Их обижать нельзя. Так говорит наша бабушка. Она бывшая балерина. Танцевала в Мариинском театре. Потом учила танцевать других в Вагановском училище. Но стоило появиться на свет Мишке с Гришкой, как она, бросив все, перебралась из Питера к нам в Москву. Поэтому Мишка и Гришка могут теперь практически безнаказанно творить с Олькой и Женькой чего только их душам угодно. Правда, порой от их выходок страдаю и я. Тогда у нас с ними происходят «мужские разговоры». Но вообще-то близнецы меня скорей уважают. Все-таки старший брат.