Читать книгу "Охота за темным эликсиром - Том Хилленбранд"

Серебряный двухпенсовик, позвякивая, заплясал на стойке, пока Овидайя Челон не остановил его движением указательного пальца. Взяв в руки монету, он окинул взглядом хозяйку кофейни.

– Доброе утро, мисс Дженнингс.

– Доброе утро, мистер Челон, – ответила женщина. – Жутко холодно для сентябрьского утра, вы не находите?

– Что ж, мисс Дженнингс, я бы сказал, не холоднее, чем на прошлой неделе.

Она пожала плечами.

– Что будете?

Овидайя протянул ей монету:

– Большую чашку кофе, пожалуйста.

Мисс Дженнингс взяла монету и нахмурилась, поскольку это был один из старых кованых двухпенсовиков. Повертев серебряную монету, она, по всей видимости, пришла к выводу, что края стерлись не слишком сильно, и положила ее в кассу. На сдачу она вручила Овидайе бронзовую кофейную марку.

– Пенни не будет? – спросил он, прекрасно зная, каким будет ответ. С тех пор как люди стали плавить мелочь, чтобы продать содержащееся в ней серебро, она стала редкостью. Поэтому с недавних пор на сдачу давали только эти проклятые марки.

Мисс Дженнингс привычно изобразила на лице сожаление.

– Я уже несколько недель ни единого пенни не видала, – ответила она. – В этом королевстве они постепенно становятся большей редкостью, чем хорошая погода.

Насвистывая себе под нос мелодию уличной песенки про кузнеца, хозяйка кофейни направилась к камину и взяла один из высоких черных железных чайников, стоявших у огня. Вскоре после этого она вернулась обратно с плоской миской и протянула ее Овидайе.

– Благодарю. И скажите, не приходила ли для меня почта?

– Минутку, я посмотрю, – отозвалась мисс Дженнингс и направилась к открытому шкафу из темной древесины, в котором стояло несколько ящиков для писем. Пока она искала для него корреспонденцию, Овидайя сделал первый глоток кофе. Вернувшись, женщина вручила ему три письма и бандероль. Последнюю он поспешно спрятал в карман сюртука, взглянув на имя отправителя. Затем поставил чашку на стойку и принялся за письма. Первое было от Пьера Бейля из Роттердама, и, судя по объему, в конверте было либо очень длинное письмо, либо новейшее издание «Nouvelles de la République des Lettres»[1]. Второе пришло от женевского математика, третье – из Парижа. Он почитает их позже, в спокойной обстановке.

– Спасибо вам, мисс Дженнингс. А вы не знаете, новое издание «Лондон гезетт» уже поступило?

– Лежит вон там, на последнем столике рядом с книжным шкафом, мистер Челон.

Овидайя пересек комнату. Шел лишь десятый час утра, и кофейня Манфреда была еще относительно пуста. За столом рядом с камином сидели двое одетых в черное мужчин без париков. По их кислым лицам и приглушенным голосам Овидайя решил, что перед ним отступники из числа протестантов. В другом конце зала, под одной из картин с изображением морского сражения при Кентиш-Нок[2], сидел молодой щеголь. Он был одет в коричнево-желтый бархатный сюртук, а на рукавах и чулках у него было больше ленточек, чем у версальской придворной дамы. Других посетителей в кофейне не было.

Овидайя отложил в сторону шляпу и трость, сел на пустую скамью и отпил кофе, листая «Гезетт». В Саутуарке, судя по всему, был крупный пожар; кроме того, в газете писали о возмущениях относительно одной книги, в которой описывались приключения куртизанки при королевском дворе и которую Карл II собирался запретить. Овидайя зевнул. Все это его совершенно не интересовало. Он вынул из кармана своего сюртука набитую глиняную трубку и направился к камину, где взял из маленького ведерка щепку и поднес к огню. Затем вернулся на свое место, дымя трубкой. И только он собрался взять в руки один из разложенных на столе памфлетов, призывавших вздернуть всех отступников и папистов или по крайней мере надолго засадить за решетку, как дверь открылась. В помещение вошел мужчина лет пятидесяти с обветренным лицом, сильно изуродованным оспой. У него были белоснежные бакенбарды, не слишком подходившие по цвету к темно-коричневому парику, на голове – шапка в голландском стиле.

Овидайя приветливо кивнул ему:

– Доброе утро, мистер Фелпс. У вас есть новости?

Джонатан Фелпс торговал тканями, у него были торговые связи в Лейдене и даже во Франции. Кроме того, у него был брат, работавший на секретаря адмиралтейства. Соответственно, Фелпс всегда лучше всех знал, что сейчас происходит как в Англии, так и на континенте. Торговец кивнул, сказал, что сначала купит кофе, а потом все расскажет. Вскоре он вернулся с чашкой кофе и тарелкой имбирного печенья и сел напротив Овидайи.

– О чем хотите послушать сначала – о кофейных сплетнях или о новостях с континента?

– Сначала сплетни, будьте так любезны. Для политики еще довольно рано.

– И чертовски холодно, клянусь черепом Кромвеля. Уверен, это самый холодный сентябрь за всю историю человечества.

– Что ж, сегодня утром не холоднее, чем на прошлой неделе, мистер Фелпс.

– Откуда вы знаете?

– Делаю измерения.

– Какие измерения?

– Вы знаете Томаса Томпайона, часовщика? С недавних пор он делает еще и термометры. С их помощью можно точно измерить температуру. Сегодня утром, к примеру, ровно в семь часов утра, столбик ртути находился на отметке «девять».

Овидайя вынул маленький блокнот и принялся листать его.

– Поэтому, как мне кажется, сегодня не холоднее, нежели неделю назад, четырнадцатого сентября, когда я измерял температуру в то же время и в том же месте.

– Вы со своими безумными экспериментами… Зачем вы это делаете? – поинтересовался Фелпс в перерыве между двумя имбирными печеньями.

– Хороший вопрос. Возможно, из общего естественно-философского интереса. Последнее, однако же, для того, чтобы ответить на ваш вопрос.

– А разве я о чем-то спрашивал?