Читать книгу "Любовь преград не знает - Сюзанна Баркли"

Северо-Запад Шотландии. Июль 1384 года

Ну где же он?

Ровена Макбин закрыла глаза и опустила голову. Она машинально провела рукой по плоскому животу. Судя по словам старой повитухи Мег – а уж ей-то положено в этом разбираться, – недолго ему оставаться таким плоским, ведь Ровена носила в себе ребенка Лайона Сатерленда.

Но радость от этого известия померкла, и ее начал терзать страх, поскольку время шло, а Лайон не появлялся. Она вздрогнула, представив себе скандал, который ждет ее дома.

– Дура, – станет кричать мать. – О чем ты думала, связавшись с ним? Знаешь ведь, что он не женится на тебе. Для таких важных господ, как Сатерленды, подавай богатую и благородную жену, а не какую-то там скромницу Макбин. Да и зачем ему жениться, когда ты сама ему отдалась?

Мать наверняка, задаст ей трепку, старший брат осудит, а младшие будут насмехаться.

– Лайон не такой, – шептала Ровена, прижавшись спиной к старой сосне. Здесь, в лесу, на полпути между Тарбертской башней и пышным замком Сатерлендов в Киндуине, они в течение двух месяцев встречались тайком.

Лайон придет. Он всегда приходит, твердила себе Ровена. Он честный человек, хотя и вырос в роскоши. И сказал, что любит ее. Через три года, когда он вернется из Франции после обучения, он пообещал жениться на ней.

– Тебе тогда исполнится восемнадцать, и мы вместе станем жить в моем замке в Гленши.

Лайон любит ее и обязательно придет. Просто он задерживается.

Но за два месяца он ни разу не опоздал, часто шел встречать ее, едва завидев выходящей из Тарберта, чтобы подольше побыть с ней. Он с удовольствием провожал бы ее до ворот дома, но Ровена, боясь материнского гнева, настаивала на том, чтобы их никто не видел.

Наверное, его задержали приготовления к путешествию во Францию – ведь он уезжал через две недели.

А что будет, когда она скажет ему о ребенке? Сомнения нахлынули на Ровену, но она тут же их отбросила, вспомнив жаркие поцелуи Лайона, его улыбку, от которой замирало сердце, теплый взгляд его блестящих янтарных глаз. Нет, неукротимый черноволосый Лайон не оставит ее. Он убедит своих родителей позволить им пожениться и возьмет ее с собой во Францию, а она не растеряется от великолепия королевского двора, раз Лайон будет с ней рядом, и постарается стать достойной его.

Ровена поплотнее закуталась в плащ. Она все ждала и ждала… Плечи у нее устало опустились. Лайона все не было. Скоро наступит ночь, и если она тотчас же не уедет, то придется добираться домой в темноте.

Солнце медленно опустилось за величественные вершины гор, когда Ровена отвязала лошадь от дерева и села на нее.

Было совсем темно, когда она добралась до деревянных ворот Тарберта. Беззубый Уилл высунулся из-за ограды и окинул ее хмурым взглядом.

– Ты, девочка, что-то поздно.

– Да. – Ноги у Ровены оледенели, и она с трудом слезла с лошади. Темная Тарбертская башня зловеще нависала над ней. Свет падал только из прорезей для стрел в зале верхнего этажа. Живот у Ровены подвело от голода, но она была не в состоянии никого видеть и потому пробралась через кухню по лестнице черного хода в свою комнатушку.

Дрожа от холода, она разделась в темноте и забралась под грубое одеяло. Не сдерживая обжигающих веки слез, Ровена разрыдалась так сильно, как никогда в жизни. А потом сон сморил ее, и проснулась она уже на рассвете.

Что ей делать? Свернувшись в комочек под одеялом, она придумывала все новые планы и отвергала их. Ей ничего не оставалось, как ехать в Киндуин и повидаться с Лайоном.

Ровена быстро умылась и оделась в лучшее праздничное платье. Она тщательно расчесала волосы и заплела их в косы, которые уложила кружком на макушке, как это делали знатные дамы. Ее единственным украшением была брошь в форме лебедя – подарок отца в день тринадцатилетия. Ровена торопливо застегнула брошью ворот плаща и тихонько вышла из комнаты.

Никто не заметил, как она оседлала лошадь, а сторожу у ворот она соврала, сказав, что ее послали с поручением в деревню. В полном смятении она проскакала пять миль[1] до Киндуина. Дрожащим от страха голосом она назвала свое имя караульному из сторожки. Наконец раскрылась дверца сбоку подъемного моста и оттуда вышел солдат в темной клетчатой накидке.

– Чего тебе надо? – подозрительно спросил он.

– Я хочу увидеть Лайона Сатерленда.

– Ты одна? – Он хмуро огляделся вокруг, словно ждал, что из-за соседних скал повыскакивают люди.

– Да… Могу я поговорить с ним?

– Его здесь нет.

– Как нет? А где?

– Он во Франции, – резко ответил солдат.

– Но ведь он собирался туда только через две недели.

– Его планы изменились.

Нет, этого не может быть. Он не мог уехать, не сказав ей ни слова. Потрясенная Ровена пошатнулась в седле.

– Но почему? – шепотом спросила она.

– Да кто ты такая, чтобы спрашивать? Ты – ничто! Вознамерилась заманить к себе в постель богатого муженька? Убирайся вон, а не то я шлепну тебя мечом.

Ровена резко развернула лошадь и поскакала вниз по крутой тропинке. У подножия холма она пустилась во весь опор, но порывы ветра не остудили мучительную боль. Он уехал! И не сказал ей ни слова! Но, когда она доскакала до Тарберта, боль сменилась гневом.

Ровена не отличалась излишней доверчивостью, но умный, нежный и чувственный Лайон сумел обольстить ее, и она отдалась ему. Она злилась не только на него, но и на себя. Следовало думать, что делаешь!

Солдат сказал, что она – ничто. Что же, Тарберт, где она жила, действительно убог: кучка покосившихся домишек, несколько голов тощего скота. Макбины из поколения в поколение зарабатывали на жизнь, объезжая лошадей. Это занятие кормило их и одевало. В жилище поддерживалась чистота, а ее родичи считались честными людьми.

Родные обедали, когда она въехала во двор. Ее никто не встретил, так что пришлось самой отвести лошадь на конюшню. Ровена отстегнула подпругу и обхватила обеими руками тяжелое седло, чтобы снять его.

– Дай-ка я, – раздался позади нее хриплый голос.

Ровена тихонько вскрикнула и повернулась.

– Ой, это вы, лэрд[2] Падруиг! – Она поклонилась ему. Это был заказчик, пришедший за своими лошадьми.

– Где ты была? – спросил он. В темноте конюшни особенно выделялись морщины на его обветренном, грубом лице. Глаза смотрели сурово, а губы были плотно сжаты.