Читать книгу "Рандеву с петлей на шее - Алексей Макеев"

Тот день ничем не радовал. Несмотря на заканчивавшийся март, за окном было серо и сумрачно, температура резко пошла на понижение, и снег, казалось бы, сошедший на «нет», вдруг возобновился. Начальник Главного управления генерал-лейтенант Орлов с утра устроил длинную планерку, сообщив о грядущей проверке, в преддверии которой, на всякий случай, устроил разнос абсолютно всем своим подчиненным – начиная от «зеленых» сержантов и заканчивая операми-«важняками», к коим относились даже такие зубры уголовного сыска, как полковники Гуров и Крячко.

Когда генерал-лейтенант наконец немного успокоился и закончил планерку, он отправил всех «приводить дела в порядок», что оказалось весьма многогранным поручением. Сержантов и прочих тупо отправили убирать территорию – как вокруг главка, так и внутри. Тех, кто постарше возрастом и званием, Орлов засадил «подчищать» дела – приводить их в состояние готовности для передачи в суд. Гуров и Крячко гадали, какая же миссия выпадет на их долю. Каждый в душе надеялся, что уж для своих любимцев генерал-лейтенант припасет непосредственное раскрытие дела, то есть взятие злодея с поличным. При этом, как фокусник, вытащит этого самого злодея, как туза из рукава, и Гурову с Крячко останется только взять его «тепленьким», предъявив услужливо представленную тем же Орловым доказательную базу.

Увы, генерал-лейтенант не был настроен на столь щедрые подарки. Гурову с Крячко он велел рассортировать все дела с начала года, и те из них, что можно закрыть, как можно скорее «довести до ума», даже если для этого придется немного «подкорректировать» показания свидетелей, а для этого «интенсивно с ними поработать»… Дела же, прочно застрявшие в «висяках», по возможности вытянуть и перевести в разряд «находящихся в процессе раскрытия». Таким образом Петр Николаевич существенно увеличивал статистические показатели раскрываемости по главку.

Гуров с Крячко сделали, что могли, благо дел с начала года было немного. Пока «низы» драили туалеты, сбивали уцелевшие сосульки с крыш и протирали пыльные шкафы, «верхи», вооружившись авторучками и напрягая мозговые извилины, старательно переписывали документы, составляя по каждому из них подробный отчет.

Особенно страдал от подобного занятия Станислав Крячко – человек, категорически не водивший дружбу ни с пером, ни с бумагой. Стилистика тоже не являлась коньком Крячко. Единственное, что имелось у него для такой работы, – это извилины, но и они были направлены у Крячко совсем в другую сторону. Поэтому за день он извелся сам, извел гору бумаги, а также своего друга Льва Гурова, к которому постоянно апеллировал то с жалобами на начальство, то с просьбой помочь составить «хотя бы одну, последнюю несчастную бумажонку».

Гуров, которому в течение всего дня приходилось составлять собственные бесконечные отчеты, чертыхался и отказывался, но Крячко так наседал, что проще было помочь и отвязаться, что полковник и делал. В итоге он, по сути, проводил двойную работу, и за себя, и за Крячко, так что, когда Станислав в шесть часов вечера заявил, что его рабочий день окончен, махнул рукой и был только рад, что его напарник убыл.

Сам же Гуров задержался в кабинете до полуночи. Генерал-лейтенант Орлов пару раз заглянул, поинтересовался, почему это Лев сидит в одиночестве, и даже хотел позвонить Крячко и в приказном порядке потребовать его возвращения, но полковник сквозь зубы отказывался, а когда Орлов попытался зайти в кабинет в третий раз, выразительно и четко попросил генерал-лейтенанта отправиться… в общем, оставить его в покое. Орлов проявил благоразумие и больше Гурова не трогал.

Около полуночи полковник откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Справа от него высилась стопка перелопаченных документов, которые в результате его кропотливой работы не только соответствовали критериям Орлова, но и превосходили их.

Он потер виски. Тупо ныла голова, шею ломило от непрерывного сидения в одном положении, и ему хотелось лишь поскорее покинуть стены Главного управления МВД и оказаться дома, перед телевизором, который он вообще-то почти не смотрел, с чашкой крепкого чая и ужином, приготовленным женой Марией. У нее как раз должен был быть свободный вечер, так как сегодняшний спектакль выпускали вторым составом и вместо нее играла дублерша. Мария служила в театре и была одной из ведущих актрис. Из-за этого обстоятельства она редко бывала дома по вечерам, а еще реже им с мужем удавалось совместить выходные. И вот как раз сегодня можно было это сделать, но тут Орлов со своей грозящей проверкой вмешался и испортил Гурову семейный вечер.

Решив спасти хотя бы его остаток, полковник решительно снял с вешалки пальто, запер кабинет и вышел на улицу. К ночи поднялся ветер и выпал мокрый снег. Гуров, втянув непокрытую голову в плечи, почти бегом добежал до своей машины, сел за руль и сразу включил печку.

«Вот тебе и весна! – подумал он. – Хотя, впрочем, еще рано делать прогнозы».

Полковник март не любил. Он любил весну позднюю, уже отшумевшую ручьями, отгалдевшую гомоном птиц, ошалевших от солнечного света, отлившую холодными дождями. Любил спокойный теплый май, благоухание первых цветов и прохладные светлые ночи.

Но сейчас до этого благодатного времени было еще далеко, месяца полтора, и погода за окном мало походила на всплывшую в сознании Гурова живописную картинку. А ведь еще неделю назад казалось, что весна обосновалась в столице всерьез и надолго: солнце не только растопило слежавшийся снег, но и высушило образовавшиеся лужи, температура поднялась до плюс десяти, и многие москвичи поспешили сменить надоевшие тяжелые зимние куртки, пуховики и шубы на легкие пальто и даже плащи. Но зима напоследок взяла свое: в один миг температура упала ниже нуля, задул противный ветер, вихрем пронеслась метель, осыпая город комьями нового снега, неумолимо превращающегося в сугробы…

Морозы стояли несколько дней, потом снова все начало таять, но настоящее тепло так и не наступило. Столбик термометра болтался около нулевой отметки, и то, что подморозило за ночь, к утру снова расквашивалось.

Самым обидным было то, что Гуров, поддавшись всеобщей эйфории, еще в середине марта сменил зимнюю резину на летнюю и сейчас явственно ощущал, как поспешил. Он вспоминал собственные насмешки над Станиславом Крячко, которого, как обычно, «жаба душила», и он протянул с заменой как раз на зимнюю резину, сделав это только под конец января, а до этого предпочитая пользоваться машиной как можно реже, и сейчас остро завидовал Стасу. Да, на сей раз Крячко оказался предусмотрительнее… Но что сделано, то сделано, и Гурову оставалось лишь нажать педаль газа и направить автомобиль по мокрому асфальту в сторону Садового кольца.

Он ехал и старался утешать себя чем-нибудь приятным – например, мыслью о горячем ужине, а также о том, что в его задержке на службе есть определенный плюс: улицы к ночи уже поредели, и ехать было довольно свободно. Это куда лучше, чем в семь часов вечера стоять намертво зажатым в жуткой пробке, двигаясь в «час по чайной ложке». Гуров иногда даже специально задерживался на работе, чтобы пересидеть этот период. Станислав Крячко в таких случаях поступал просто: либо ездил на метро, либо вообще ходил пешком, считая, что восемь кварталов – это всего ничего и что, протопав их на «своих двоих», он окажется дома куда раньше, чем если бы добирался на автомобиле. В рассуждениях Крячко был определенный смысл, но Гуров никак не мог переступить через себя и ехать на метро. Отнюдь не потому, что он был таким уж снобом, просто сама мысль остаться в течение рабочего дня без машины приводила его в панику.