Читать книгу "Даффи влип - Дэн Кавана"

В день, когда порезали миссис Маккехни, больше ничего особенного в Уэст-Байфлит не произошло. И в Пирфорде тоже. Даже в самом Гилдфорде[1] ничего не случилось. На заполнение страницы криминальной хроники в «Гилдфордском вестнике» уходила неделя тяжкого труда, и то преступления были все больше из раздела несерьезных происшествий с участием представителей среднего класса: мошенничество, кражи в магазинах, совершенные дамочками климактерического возраста, уклонение от уплаты налога на собак. Случались драки на дискотеке, хотя подростки в большинстве своем не хотели рисковать членством в лиге молодых христиан. Поэтому, когда миссис Маккехни порезали, криминальная колонка на седьмой странице «Вестника» могла бы начинаться как раз с этого факта; однако же нет. Она начиналась с описания мерзости, которую совершили преступники потом — мерзости, которую не одобрил бы даже Большой Эдди со своим извращенным чувством юмора. И это определенным образом характеризует журналистов.

Когда Рози Маккехни открывала дверь своего дома в тот августовский день, она думала, что пришел газовщик. Любой бы так подумал. Когда подходишь к входной двери, видишь невысокую фигуру сквозь витражное стекло, отодвигаешь задвижку и сразу слышишь: «Газ», естественно предположить, что перед тобой газовщик. Кто тут будет вспоминать, когда в последний раз снимали показания счетчика.

Коротышка вошел стремительно, нагнув голову, и сильно толкнул миссис Маккехни в левую грудь, после чего прижал ее руки к телу и просто встал рядом, удерживая жертву. Женщина ощутила острую, ноющую боль в груди и с ужасом опустила глаза на макушку коротышки, чьи волосы были покрыты чулком в сеточку; взглянув на открытую дверь, она заставила себя закричать, когда вошел второй мужчина. Незнакомец протиснулся в прихожую, аккуратно закрыл за собой дверь, приложил палец к плоской мясистой поверхности губ — это всё, что было видно из-под маски-чулка, — и произнес:

— Тссс.

Когда он это сделал, миссис Маккехни немного успокоилась, но потом вдруг по-настоящему испугалась и только открыла рот, чтобы закричать, как второй мужчина немедленно подскочил к ней и накрыл лицо рукой.

— Тихо, Рози, — прошептал он, — без воплей. Вопли нам не нужны. Поняла?

Она поняла. Выбора не было. Один мужчина сдавил ей ребра, второй придушил. Она взглянула вниз: видно только голову в чулке на уровне ее жемчужного ожерелья (господи, драгоценности!); сбоку — мощная рука и коричневое пятно пуловера. Миссис Маккехни была одна. Миссис Брэнан, домработница, ушла в двенадцать, разбив очередной флакон духов. Единственным живым существом в доме, помимо двух мужчин и миссис Маккехни, был кот Годфри.

Высокий снова заговорил, прямо ей в ухо:

— Слушай сюда, Рози, я расскажу, что мы собираемся делать. Вернее, чего не собираемся. Убивать тебя мы не будем. Насиловать — тоже. И больно не сделаем. Красть ничего не собираемся — ну, только если нам что-то очень понравится. Поняла?

Он ослабил хватку; она приоткрыла рот, передумала и ограничилась кивком.

— Отлично, Рози, и без воплей, как я сказал. Мы пришли сделать одну вещь, как только закончим — сразу уйдем. Лады?

Она снова кивнула.

— Но мы не хотим, чтобы ты нам мешала, поэтому, боюсь, придется тебя связать. Хорошо?

Она кивнула. Высокий не отнимал руки от лица, челюсть свело. Коротышка ничего не говорил, только держал ее с каким-то молчаливым исступлением — это напомнило ей дни молодости.

— Сначала я уберу руку со рта, сниму на хрен эту маску и завяжу тебе глаза, чтобы потом не волноваться, как бы ты нас не узнала. Можешь закричать — казалось, он читает ее мысли, — но тогда, я сделаю так, дорогуша, что твоему дантисту работы на месяц хватит. Так что ни-ка-ких воплей, — медленно повторил он, затем мягко убрал руку, шагнул за спину, сорвал чулок с головы и быстро завязал ей глаза.

— Молодец, детка. А теперь малыш снимет маску и завяжет тебе рот — вдруг нам придется пройтись по дому, а возвращаться, чтобы тебя заткнуть, нам вряд ли захочется.

Она почувствовала, как первый нападавший высвободил ей руки, и молча стояла с завязанными глазами, пока они оба готовили кляп. Чулок грубо растянул губы по краям, надавил на язык и, казалось, забил весь рот. Вкус был мерзкий. Кто-то из них крепко затянул чулок узлом у основания черепа.

— Пардон за бриолин, — сказал высокий. Похоже, разговорами занимался исключительно он. — Варианта два: бриолин или перхоть. Извини, не предложили на выбор. Не слишком туго?

Они затянули так, что болели края рта — как будто губы потрескались. Рози покивала головой.

— Туговато? Извини, Рози, но ты должна нас понять. Если не затягивать, то и смысла нет. Но я тебе вот что скажу: так даже лучше. Другие ребята, наши коллеги, сначала набили бы тебе рот ватой. Довольно неприятно. Щекочет в самом горле. Некоторых наизнанку выворачивает. Я слыхал, одного старого пердуна так вывернуло, что он своей блевотиной захлебнулся. Гадость какая, правда?

Высокий явно обращался к напарнику — тот что-то буркнул в ответ. Потом она услышала тихое постукивание. Из того, что ответил высокий, Рози заключила, что коротышка, видимо, постучал по циферблату.

— Ладно, а то мы тут корни в паркет пустим. Погоди, Рози, не уходи никуда.

Они на минуту отошли, а потом вернулись и, втащив ее, судя по всему, в гостиную, посадили на стул с закругленной спинкой, который, очевидно, принесли из кухни. Потом она почувствовала, как ей замотали щиколотки, но не веревкой. Наконец они связали ей руки.

— Самые лучшие чулки, Рози. «Маркс энд Спенсер».[2] Тон «осенний беж». Специально для тебя выбирали — думали, такая женщина, как ты, должна носить именно этот оттенок.

Ничего подобного, но к чему такая фамильярность? Если они явились что-то украсть, почему сразу не принялись за дело? Однако они не могут быть просто грабителями — зачем они тогда разузнали, как ее зовут? Как они выбрали именно тот день, когда ее не навещали подруги, а сама она не ходила играть в бридж? Они что, следили за домом? Наверняка. Так какого же черта им надо? Сколько еще времени пройдет до прихода Брайена? Может, им что-то нужно от Брайена? Нет, вряд ли — тогда бы они не пришли так рано.

Высокий мужчина продолжал рассуждать о чулках своим спокойным голосом с лондонским акцентом.

— Две пары чулок, Рози. Это же лучше, чем щетки и метлы от «Фуллер браш»,[3] правда? В смысле, если цвет не понравится, всегда можно вернуть, так ведь? Я бы на твоем месте считал эти чулки ложкой меда в бочке дегтя, ей-богу, Рози. И потом, если тебе не подойдут, может, Барбаре будут впору? Да, думаю, Барбаре будут в самый раз.