Читать книгу "Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко"

Мой старенький недоджип-паркетник не пережил той встречи под лунным летним небом. Впрочем, дерево, с которым он встретился, тоже получило знатно, до треска, и расщепилось от корней до макушки. Это я запомнить успел.

А чего? Вылетая сквозь лобовое стекло, и не такое заметишь. Говорила мне мама, что надо пристегиваться, да не слушался я. Вот и научился летать, пусть недолго и больно. А боль была адской: шею словно штопором скрутило, в глазах полыхнуло звездным светом, в животе колючий узел завязался, и мир лопнул красным огрызком беспамятства. Последние три часа злополучного вечера пролетели в памяти скороговоркой кадров…

— Валька, ты козел! — В голосе Марины звенела нешуточная обида.

Я же только хмыкнул с усмешкой — было бы чего дуться. Не приехал, видите ли, вовремя к ночному клубу, не забрал священную тушку тусовщицы, опять напившейся и наверняка изменившей мне с каким-нибудь «мачо-волосачо». Что я, виноват, что ли, если не имею природного свитера? Если уж все так насущно, нечего было съезжаться. А то как денег подкинуть или билет на тусовку покруче — так Валя самый-самый, а как до постели — так «фу, хочу магнетизма»… Бесит!

Видимо, что-то на моем лице появилось такое — Маринка настороженно примолкла, раздумывая: продолжать истерику или ну ее от греха подальше. Зная мой взрывной характер, любовница выбрала второй вариант, то есть замолчала. Но я успел завестись, что и вылилось в шипящую фразу:

— Козел, значит? Что еще скажешь, звезда подъездов и подворотен?

Колорированная в красное блондинка возмущенно засопела, сорвалась с дивана, поддернула молодежные джинсы, висевшие на грани фола, и скрылась в прихожей нашей с ней однушки. Вскоре хлопнула дверь, доложив, что благоверная опять дернула в увольнительную на пару дней. Ничего, потом появится, назад проситься будет. А надо ли мне это? Мысль звякнула очень вовремя. В груди глухо сжалось дыхание, ладони стянулись в кулаки. И лишь по звону расколовшейся стеклянной столешницы я понял, что добил-таки журнальный столик а-ля модерн, который мы с Мариной купили пару месяцев назад, при переезде в эту обитель. Я тупо посмотрел на осколки и зажмурился.

Каждый из нас в глубине души лелеет мечту. Ту самую заветную — о второй половинке, с которой так хорошо сидеть перед теликом, смеяться над бородатыми шутками, потихоньку стареть, зная, что счастье будет с тобой до конца… Полгода назад я думал, что включился в число немногих избранных, кто смог попасть в эту тайную сказку. Месяц думал, честно. А потом воздушный замок превратился в кабаре, словно в небесном калейдоскопе чья-то рука повернула кольцо и картинка сменилась с небесной чистоты на вычурную красноту борделя. Одна добрая душа просветила, чем занимается Мариночка по ночам, когда уходит «слегка потусоваться». Она ведь мне однажды заявила, что не собачка — сидеть на привязи, и я пошел ей навстречу. Словно идиот — по железной дороге навстречу скоростному поезду.

Злоба скрежетнула моими зубами и слегка отпустила. Был дураком Валентин свет Андреевич из рода Головлевых да и остался таковым — ничему жизнь не учит. Сегодня я просто не поехал за Мариной, хоть она и названивала мне минут сорок. Устал, наверное, быть таксистом при «переходящем призе». Надоело слушать злорадные шепотки за спиной.

Я встал с того же дивана, потянулся до хруста в спине и плечах. Похоже, пора завязывать с занятиями карате и плавно переходить на ушу. Все-таки четвертый десяток лет к финишу подходит. С сомнением оглядев бардак в квартире, я решил последовать примеру подруги и проветриться. Не пешком, как некоторые, еще чего. В прихожей нащупал в кармане ветровки ключи от BMW и как был — в костюмных брюках и «мокрой», стального цвета рубахе — покинул «уютную» пещеру. Через пару минут салон автомобиля принял бренное тело хозяина в свои кожаные пенаты. Мотор заурчал преданным псом, ожидая приказа ехать. Пальцы машинально запустили «сидишник». Из динамиков полились хрипловатые слова разухабистой песенки о яркой стороне рекламы, свежести и движении прогресса.

Ладонь плавно переключила передачу, нога надавила на педаль, и машина медленно сдвинулась с места, словно акула, учуявшая жертву. Козел, значит… Тварь крашеная, вот ты кто, Марина! В груди стало нехорошо и тягостно. Лицо словно стянуло засохшим клеем.

Я спокоен, совершенно спокоен. А чего такого? Ну, гульнула гражданочка на сторону пару десятков раз… Дело житейское. За стеклами светятся огни уличных фонарей. В небе пухло сияет бледная от злости луна.

Что я могу? Только поорать вместе с Пухом[1] на грани истерики. Эх, Маринка, видела бы ты, как я тут в машине вою. Но тебе, похоже, совсем не интересно, что да как у Вальки твоего. Лишь бы бабло давал да подвозил по свистку… Ссу-у-у… пермодель. Шоссе размазалось перед глазами, не успевая за спидометром.

В последнюю секунду перед тем, как педаль тормоза слишком легко убежала из-под ноги, я успел заметить на дороге красную тень в свете фар. «Лиса? В городе?» — пролетела мысль, а затем сквозь стекло пролетел уже я. Последней мыслью после удара о дерево стало смешное предположение. Как бы теперь Мариночка не решила, что это я из-за нее свел счеты с жизнью. Возгордится же, крашеная, как есть самомнение почешет. И мир потух, сжавшись до красной точки.