Читать книгу "Молодая Элита - Мари Лу"

Кто-то нас ненавидит, считая, что нам самое место на виселице.

Кто-то нас боится, считая, что мы демоны и потому должны быть преданы сожжению.

Кто-то нам поклоняется, считая нас детьми богов.

Но нас знают все.

Неизвестный автор из круга Молодой Элиты

Завтра утром я умру.

Так мне всякий раз говорят инквизиторы, приходя в мою камеру. Я здесь уже не первую неделю. Единственный способ измерять время – считать, сколько раз мне приносили еду, что я и делаю.

Один день. Два дня.

Четыре дня. Неделя.

Две недели.

Три.

После этого я перестала считать. Часы тянутся нескончаемой вереницей, бессмысленной и никчемной. Скудный свет то слабеет, то усиливается. Влажный камень моей камеры вызывает у меня то больше, то меньше дрожи. В еще сохраняющихся участках рассудка мелькают бессвязные мысли.

Но завтра меня не станет. Мне сказали, что больше задержек не будет. Меня сожгут у позорного столба на центральной рыночной площади. Желающих поглазеть, как я умираю в огне, окажется предостаточно. Инквизиторы сообщили, что зрители уже начали собираться.

Сижу прямо, как меня всегда учили. Плечи не касаются стены. Потом понимаю, что раскачиваюсь взад-вперед. Возможно, я делаю это, чтобы не сойти с ума. А может, просто чтобы согреться. Качаясь, я напеваю себе под нос старую колыбельную. Мама пела мне ее в раннем детстве. Добросовестно пытаюсь подражать ее нежному мелодичному голосу, однако звуки, раздающиеся из моего горла, становятся все более отрывистыми и хриплыми. Мама пела совсем не так. Не желая позорить ее память, я умолкаю.

В камере чертовски сыро. Вода сочится откуда-то с потолка над дверью. Видимо, сочится очень давно, раз успела проделать в камне бороздку. Стены камеры блекло-зеленого цвета с черными разводами. Мои волосы успели потускнеть. Под ногтями – грязь и запекшаяся кровь. Мне хочется отскрести их дочиста. Не странно ли, что в последний день своей жизни я думаю о давно не мытом теле? Окажись здесь моя младшая сестра, она погрузила бы мои руки в теплую воду и стала бы нашептывать мне на ухо утешительные слова.

Как там она? За все это время она ни разу меня не навестила.

Я роняю голову на руки. Как же я дошла до жизни такой?

Ответ для меня не загадка. Я – убийца.

* * *

Все началось несколько недель назад, в поместье моего отца. Была ненастная ночь. Мне не спалось. Дождь барабанил по крыше. Молнии то и дело озаряли мою спальню. Но даже шум стихии не мог полностью заглушить звуки голосов, доносящихся снизу. Там отец и его гость вели беседу. Естественно, обо мне. Полночные беседы отца всегда были обо мне.

Я была притчей во языцех всей восточной части Далии, где жила моя семья. «Аделина Амотеру? Как же, знаем: она выжила после лихорадки, что свирепствовала десять лет назад. Бедняжка. Ох, непросто будет отцу выдать ее замуж».

Думаете, я родилась дурнушкой? Нет. Или, думаете, у меня нрав высокомерный? Тоже нет. Я просто честна. Моя нянька однажды сказала мне, что каждый мужчина, знавший мою покойную мать, ждет не дождется, когда две ее дочери вырастут и превратятся в женщин. Моей сестре Виолетте исполнилось всего четырнадцать, а ее уже считали образцом совершенства. В отличие от меня, она унаследовала покладистый мамин характер и очарование невинности. Виолетта любила целовать меня, в щечку, смеяться, кружиться и мечтать. Совсем маленькими мы подолгу сидели в саду. Сестра вплетала мне в волосы цветки барвинка, а я ей пела. Она же придумывала для нас игры.

Тогда мы любили друг друга.

Отец баловал Виолетту. Дарил ей украшения. Ему нравилось, как она хлопает в ладоши, увидев у себя на шее очередное ожерелье. Отец покупал ей красивые платья, что привозили из далеких заморских земель. Рассказывал ей сказки и целовал перед сном. Не уставал напоминать Виолетте о ее красоте. Мечтая вслух, говорил, что удачное замужество сестры повысит положение нашей семьи. При желании Виолетта смогла бы привлечь внимание принцев и королей. К ней уже сватались, и немало, однако каждому претенденту отец советовал запастись терпением и дожидаться семнадцатилетия Виолетты. Раньше ни о каком замужестве не может быть и речи. «До чего же у нее заботливый отец», – считали люди.

Только не думайте, будто на Виолетту жестокость нашего отца не распространялась. Он нарочно покупал ей тесные платья, когда любое движение сопровождалось болью. Отцу доставляло наслаждение видеть, как сестра до крови натирает себе ноги в тяжелых, украшенных драгоценными камнями туфлях, которые он уговаривал ее надевать.

Вас это удивляет? Отец любил Виолетту, но по-своему. Он вкладывал в нее большие средства, рассчитывая на щедрые проценты в будущем.

Со мной все было по-другому. В отличие от сестры, гордящейся блестящими черными волосами, такими же черными глазами и бархатистой смуглой кожей, я… увечная. Сейчас объясню, в чем дело. Когда мне было четыре года, по всей Кенеттре свирепствовала кровавая лихорадка. Перепуганные люди наглухо закрывали двери и окна домов. Увы, самые крепкие запоры оказывались бессильны перед заразой. Мама и мы с сестрой тоже заболели. Отличить заболевшего было просто. Кожа покрывалась пятнами, волосы и ресницы меняли цвет, а из глаз лились жгучие кровавые слезы. Я и сейчас помню запах болезни в нашем доме и обжигающий вкус рома на губах. Мой левый глаз сильно воспалился и начал гноиться. Врачу не оставалось ничего иного, как удалить его с помощью раскаленного ножа и таких же раскаленных щипцов.