Читать книгу "Резервация - Алексей Калугин"

Проснувшись, Стинов еще какое-то время лежал с закрытыми глазами – до тех пор, пока оставалась слабая надежда на то, что сон, быть может, еще вернется. Вставать отчаянно не хотелось. День был выходным, никуда не надо было спешить. В соответствии с установленной программой, обычное безрадостное утро должно было плавно перетечь в тоскливый, бессмысленный день – пивная, видеосалон, снова пивная, – который закончится мрачным вечером, когда, ложась в кровать, он будет думать только о том, как бы не опоздать завтра в отдел. Не открывая глаз, Стинов протянул руку в сторону, забрался в карман висящей на спинке стула рубашки и поймал двумя пальцами полупустую упаковку жевательных пастилок эфимера. Кинув одну пастилку в рот, он подумал, добавил к ней еще одну и, расслабленно раскинувшись на кровати, принялся не спеша, старательно и с чувством разжевывать их.

Вчера на работе шеф Архивного отдела подкинул Стинову заказ обладателя золотой карточки из сектора Галилея, снедаемого страстью к генеалогии. Он полагал, что один из его предков был депутатом пятой Государственной Думы России, и, движимый фамильной гордостью, хотел собрать о нем всю имевшуюся информацию. Стинову внезапно вспыхнувшая любовь к далеким предкам казалась надуманной и смешной. Какая разница, кем был твой земной пращур, если сам ты теперь обитатель Сферы Стабильности, а Земли, быть может, уже и в помине нет? Хотя, конечно, если у тебя в кармане золотая карточка, то можно позволить себе любые причуды.

Стинов своей родословной никогда не интересовался. О родителях ему было известно только то, что отец его, Рун Стинов, работал в Центре клонирования и погиб во время голодного бунта в секторе Менделеева, когда разъяренная толпа, подстрекаемая вездесущими иксайтами, уверовав в то, что их хлеб съели клоны, кинулась громить лаборатории. Утром того дня, когда бунтовщики был разогнаны и в инфо-сети появились списки погибших, мать, как обычно, отвела трехлетнего сына в класс для малолетних и больше уже за ним не возвращалась. От воспитателей Игорь услышал, что она скорее всего ушла к церковникам-геренитам, которые грозились однажды раз и навсегда покончить с насилием, наполнив Сферу божественной милостью, дарованной им через откровения Хабера ван Герена. Ну, и что толку от таких родителей? Лучше бы их и вовсе не было.

Но отговаривать от глупой затеи богатенького чудака из сектора Галилея Стинов не собирался. Если человеку не терпится выбросить деньги на ветер, то все, что следует сделать, – это занять такое положение в пространстве, чтобы этот ветер обдувал и тебя.

Автоматическая компьютерная выборка из газет той поры выдала только две коротенькие статьи, в которых вскользь упоминалось искомое имя. За те деньги, что платил заказчик, этого было явно недостаточно, и шеф усадил Стинова вручную просматривать не только центральные газеты, но и региональную печать. Просидев за моноэкраном до позднего вечера и не добившись никаких результатов, Стинов использовал прием, к которому прибегал уже не впервые. Он выбрал семь больших статей о работе пятой Государственной Думы и заменил в них наиболее часто встречающиеся имена на имя предка заказчика. После чего со спокойной совестью распечатал полученный материал. Почему бы не подправить историю для одного человека, если он может за это заплатить?

Работа была несложная, но кропотливая, требующая внимательности и точности. Тут нельзя было допустить ни единой ошибки. Заметив малейшую неточность, заказчик непременно устроит дополнительную проверку вызвавшего сомнение документа, после чего исполнитель данного задания со скандалом вылетит из Архивного отдела. Такую работу под эфимером не сделаешь.

Домой Стинов вернулся поздно, уставший настолько, что, даже не поужинав, завалился спать. А утром первым делом – пастилку эфимера в рот.

Он неподвижно лежал на кровати – глаза закрыты, руки вытянуты поверх одеяла – и неспешно, с чувством пережевывал пропитанный эфимером кусочек латекса, ожидая, когда препарат всосется в кровь и начнет действовать. Без этого он не то чтобы боялся, но не хотел открывать глаза, заранее зная, что увидит все тот же нависающий над головой голубоватый потолок. Психологи считали, что голубая окраска потолков должна вызывать ассоциации с необъятным небесным простором. Стинову это казалось смешным. Кому могла напомнить небо давящая на затылок голубая плоскость? Тем, кто видел небо только в кино? Голубой потолок так и останется голубым потолком, если, прежде чем взглянуть на него, не нажеваться эфимера.

Стинов почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев. Теплая волна поднялась вверх по рукам и быстро разлилась по всему телу, сделав его почти невесомым. Если и дальше лежать неподвижно, то вскоре возникнет ощущение, что тело растворяется в окружающем его воздухе. Стинов этого не хотел. Эфимер был нужен ему, чтобы влиться в поток повседневности и прожить еще один день, а вовсе не для того, чтобы провалиться в бездонную яму сияющего небытия. Случалось, что, когда ему бывало совсем паршиво, он набивал рот пастилками с эфимером и жевал их до полного одурения, до тех пор, пока становилось невозможно отличить реальную действительность от образов, порожденных мозгом, выбитым из привычного состояния равновесия мощной дозой галлюциногена. Но подобное происходило нечасто, и сегодня был совсем не тот день.

Стинов открыл глаза. Потолок казался гораздо выше, чем был на самом деле. Голубоватую, немного неровную поверхность, похожую на губку, впитавшую влагу, то и дело пересекали серебристые, неяркие молнии. Стинов улыбнулся. Подобный вид потолка предвещал хорошее настроение в течение дня. Игорь не любил, когда под действием эфимера потолок менял цвет или становился похожим на глыбу мрамора, расколотую трещинами.

Он посмотрел в сторону. Стул казался недосягаемо далеким, но стоило протянуть руку, и она легко вытянулась до требуемой длины. Накинув на плечи домашний халат, Стинов сел на кровати. Из-за стены доносился приглушенный звук льющейся воды. Двигаться не хотелось. По крайней мере до тех пор, пока не освободится ванная.

Однообразно-ровный звук падающей в раковину струи, улавливаемый его обостренным слухом, рассыпался в сознании каскадом, превращаясь в могучую симфонию, исполняемую оркестром духовых. Какое-то время Стинов наслаждался созданной воображением музыкой. Пару раз он даже в шутку взмахнул руками, дирижируя несуществующим оркестром. Но вскоре ему это надоело, и он встряхнул головой, прогоняя прочь музыкантов с их инструментами.

Просто сидеть и ждать можно было до бесконечности. Марти Турин, сосед Стинова, живший в одной комнате со своей подружкой Карелой, случалось, забывал выключить воду. А в третьей комнате жил старик, имени которого никто не знал. Так тот вообще никогда не выглядывал из-за двери, если кто из соседей был дома.

Тяжело, с томительным вздохом поднявшись на ноги, Стинов вышел в коридор и распахнул дверь в ванную. У раковины в одних трусах, сползших до колен, стоял Марти. Наклонившись над краном с льющейся водой, он выделывал руками чудные дугообразные движения. При этом он то и дело быстро хлопал в ладоши, словно мошек ловил.