Читать книгу "Танго ненависти - Эрнест Пепин"

Я выучила урок ненависти. Я никогда не устану повторять его, все мое существо кричит о ней, и этот крик несется далеко-далеко в мутном потоке жизни, где все смешалось. Осталось только мое тело. Мое сердце (а оно у меня есть, даже если ты сравниваешь его с Черной Луной, что порождает все мыслимые и немыслимые несчастья), моя воля, мои чувства — все отправилось в топку этой ненависти, которую ты взращивал во мне день за днем, ночь за ночью, не желая прислушаться, остеречься, почувствовать ее робкое движение в глубине моей души. Я лелею ее, я вскармливаю ее с наслаждением матери, дающей грудь своему первенцу, я впитываю ее всем своим женским существом. Эта ненависть убивает меня, она — мой крест и мое избавление. Отныне я не одинока. У меня есть спутница, двойник, тень, подруга, напарница — опухоль, что медленно, но верно разрастается у меня внутри. Казалось бы, пустяк, мелочь, но метастаз за метастазом она приближает к тому, что предначертано судьбой. Она разрушает преграды, отравляет каждый глоток воздуха, каждый миллиметр моего жизненного пространства. Она завладела всем временем. Она больше не принадлежит этому миру, в котором ты влачишь свое жалкое существование. Через века она стремится к вечности.

Это не обычная ненависть, что вспыхивает меж двумя взбешенными соседями, перессорившимися из-за пограничной межи. Не та заурядная ненависть, что возникает при наблюдении за безнаказанным проступком. Моя ненависть — корыстна! Она необходима для моего существования! Я дорожу ею и потому терплю ее. Каждое утро и каждый вечер я старательно подкармливаю ее строгими расчетами, коварными планами, приступами ярости, обещаниями породить еще более глубокую ненависть. Я укрепляю ее. Она укрепляет меня. Она лепит из меня всемогущее существо, которое вьется над головой изменника. Но не твоя измена заставляет меня ненавидеть — ты осушил мой источник любви. Ты разбил вдребезги мои надежды. Ты столкнул меня в бездну, заполненную лишь этой ненавистью, в которой я плаваю, плаваю до помутнения рассудка. Отныне я вся — ненависть. Я хочу только одного — превратить твои дни в кромешный ад. О! Почувствовать твою боль, боль от тисков, что я сжимаю миллиметр за миллиметром! Не волнуйся! Любовь моя, я не люблю, когда ты нервничаешь! Я мечтаю увидеть, что ты тонешь, как огромный корабль, неумолимо поглощаемый коварным морем, и спасения нет. Не подумай, что я буду счастлива. Я ненавижу себя такой, какой я стала: огонь пожирает меня, как сухое дерево. Не подумай, что я буду несчастлива. Я живу в том состоянии, когда слова «счастье» и «несчастье» уже больше для меня не имеют значения. Я выковала себе панцирь из воли и цели, о которой ты не подозреваешь, ведь я не хочу, чтобы ты умер. Я всего лишь хочу разрушить тебя… Я жажду увидеть, как ты распадаешься на крошечные частички мертвых, сухих листьев, которые растаскивают бестолковые муравьи.

Я вспоминаю. Первый раз ты обратил на меня внимание в чудесный ясный день зарождавшегося лета. Мы прогуливались втроем, три девушки. Три девушки с Антильских островов. Ты и посмотрел на нас как на трех девушек с Антильских островов — как на неприступный склон вулкана, покрытый лавой. Мы шли в ногу, как будто стремились продемонстрировать миру чудо рождения единого существа с тремя мятежными телами. Телами женщин-матадоров, еще не закаленных в бою, но уже твердо усвоивших, что единственное несчастье в жизни — это назойливая вереница мужчин. У всех троих одинаковые прически. Ты никогда не забудешь эту прическу: голова коротко стриженной негритянки, облитая липким сиропом… голова барана, упершегося в свои мечты… голова, напоминающая нераспустившуюся почку.

Ты заметил лишь меня, ведь я словно носила маску сурового дикого быка. Ты заметил лишь меня, потому что в тот день я смеялась так, как невозможно смеяться, я смеялась, и с брызгами смеха у тебя под ногами простиралась вся моя родная земля. Тогда я умела смеяться! Я смеялась, и солнце стало огромным красным шаром, разлетевшимся на тысячи кусочков. А потом каждый кусочек превратился в новое солнце. Мы возвращались из университетского кафе, а ты шел туда. И надо же такому случиться, что мы встретились, и ты подумал: вот эта для меня!

В тот день ты ко мне не подошел. Как можно подойти к существу с тремя телами? Лишь мимолетная улыбка. Крошечный воздушный змей в летней лазури неба. И лишь позже… много позже…

Я отправилась, сама невинность, навестить мою хорошую подругу, учившуюся в одном из тех лицеев, где даже сентябрь кажется более серым, чем обычно. Ты встретил меня в дверях. Ты взял меня за руку. Ты с наслаждением выставлял меня напоказ, чтобы заставить всех лицеисток, которыми ты пренебрег, поверить, что я твоя нареченная. Мне понравилась эта игра. Я позволила втянуть себя в нее, не воспринимая все происходящее всерьез, ведь в глубине души я была уверена, что моя подруга неравнодушна к тебе, как, впрочем, и ты к ней. Вы оба напоминали роскошных выставочных животных. Вы принадлежали к одной расе — расе властителей Земли. Казалось, что перед тем, как сделать следующий шаг, вы проверяете, сколь прочна эта Земля и сможет ли она выдержать вас. Моя подруга тоже играла, не играя. Говорила, не произнося ни слова. Я даже не могла себе представить, насколько продуманным оказался ваш сговор.

И лишь позже… Много позже я поняла, продолжая притворяться, что не понимаю.

Я принадлежу к тому поколению, которое не поднимает паруса при ветре страсти. Во мне сосредоточилась вся память женщин, носивших «пояса верности». Но, как бы то ни было, я судорожно цепляюсь за свою гордость, щедро разливая вокруг себя чернила презрения, чтобы хоть как-нибудь замаскировать слабость моего сердца. И я обороняюсь тем отчаянней, чем больше вокруг меня роится назойливых, алчущих мужчин! Я примкнула к тем женщинам, которые всегда умели противостоять мужским желаниям; сначала вас превозносят до небес, прельщая медом лживых речей, затем сбрасывают вниз, в липкую грязь, оставляя в одиноком материнстве. Так было всегда. Со времен невольничьих судов. Со времен тростниковых полей. Со времен стирки в реке. Со времен прилавков городских рынков. Со времен ночных песен до рассвета… С давних-давних пор мы стали женщинами, которых следует разминировать, как поле битвы прошедшей войны. Ведь время от времени забытая бомба взрывается. Раскаленное масло обжигает спящее тело, удар кинжала в сердце или глоток яда — все едино.

Я стояла, прислонившись к стене, в самой глубине танцевального зала. Я увидела, как ты направляешься ко мне. Внезапный приступ паники, и я окидываю тебя презрительно-надменным взглядом и бросаюсь в объятия первого попавшегося кавалера. Чтобы усмирить страх. Бог — свидетель, я не стремилась к тому, что за этим последовало! Это глубоко оскорбило тебя. И в ярости ты покинул зал, сея вокруг слова-гнев, заметив, что каждый выбирает свое поле для посевов. Подобная обида порождает кровную месть, бесконечную месть, месть до конца времен, прорычал ты.

В последующие дни (когда я оставила позади твой гнев, твои слова и тебя самого) комитет мудрецов из числа наших знакомых предпринял решительные попытки примирить нас. Во время большой перемены в столовой звучали всевозможные объяснения: мой жест не был столь отвратительненьким, как это могло показаться на первый взгляд, но я не должна была так грубо обращаться со своим почти соотечественником, к знакам внимания которого я стала относиться более благосклонно, видя, что целая толпа народу расписывает его с самой лучшей стороны, подчеркивая его добрые намерения… В конце концов мы обменялись поцелуями в знак примирения и дальнейшей дружбы.