Читать книгу "Очевидец Нюрнберга - Рихард Вольфганг Зонненфельдт"

– Зонненфельдт! Рядовой Зонненфельдт!

Война в Европе закончилась два месяца назад, и мое подразделение, 106-я бронетанковая разведывательная группа, прошедшая Францию в авангарде 3-й армии под командованием Паттона, вернулась в Америку для демобилизации. Я попал в эту часть в декабре 1944 года во время Арденнской операции и проехал с разведкой до самой Австрии во время покорения Германии. Однако я прослужил недостаточно долго, чтобы вернуться в Америку вместе со своей частью, и меня оставили автомехаником, шофером и при необходимости переводчиком в автопарке 2-го корпуса 7-й армии США, стоявшей в австрийском городе Зальцбург. Я оторвался от бронемашины, которую смазывал в тот момент, и поднял глаза.

– Рядовой, бегом – марш! – проорал сержант. – Генералу нужен переводчик!

Я побежал было умыться, но в этот момент подскочил полковник в наглаженной гарнизонной форме, чего я не видел с тех пор, как год назад уехал из Штатов.

– Нет времени, рядовой, – сказал он. – Поторопись.

И так я с перепачканными смазкой лицом и руками, в замызганном рабочем комбинезоне пошел за ним к штабной машине. В ней сидел генерал Уильям Донован по прозвищу Дикий Билл – начальник УСС, Управления стратегических служб, предшественника ЦРУ. Кавалер ордена Почета, Донован заработал свое прозвище во время Первой мировой войны, когда был подполковником в составе знаменитого «Боевого» 69-го пехотного полка. Я всегда представлял себе Дикого Билла кем-то вроде Джона Уэйна с патронташами на груди и пистолетами наготове.

Вместо этого я увидел полноватого, седого мужчину с матерчатыми звездами генерала, нашитыми на его «эйзенхауэровской» куртке.

– Мы опрашиваем свидетелей для подготовки к предстоящему суду над военными преступниками, – сказал мне генерал Донован. – Получится из вас переводчик?

Он сказал кое-что по-немецки и дал мне перевести несколько фраз из документа. И остался доволен. Потом я переводил, когда он беседовал с членом немецкого подполья, чье имя мне велели забыть. Я удивился, насколько гладко все прошло. Когда мы закончили, он сказал:

– Вы говорите по-английски лучше любого другого переводчика, которого мы слышали. Вот Хинкель, он о вас позаботится.

– Ну что, – сказал подполковник Хинкель, когда мы с ним шли назад в автопарк. – Хотите поработать на УСС?

Я спросил:

– Где вы базируетесь?

– В Париже. У остальных наших переводчиков такой сильный акцент, что мы их еле разбираем. По-моему, вы справитесь лучше.

– Это мне подходит, – ответил я. – Как мне туда попасть?

– Пойдемте, – сказал он, – мы летим в Париж.

Подполковник Хинкель остался нетерпеливо ждать, а я побежал побросать вещи в мешок, и мне едва хватило времени переодеться в чистую форму и вымыть руки и лицо.

– Куда это ты собрался, черт тебя дери? – гаркнул мой лейтенант, когда мы сели в машину, чтобы ехать в зальцбургский аэропорт.

– Я с генералом! – крикнул я в ответ, а подполковник Хинкель прокричал:

– Лейтенант, это УСС. Мы вышлем вам приказ о его переводе, когда долетим до Парижа.

Я и не догадывался тогда, что мои бумаги будут гоняться за мной еще несколько месяцев, прежде чем я снова смогу получать жалованье. Еще меньше я понимал в тот момент, что моя жизнь только что совершила очередной резкий поворот, возможно, такой же судьбоносный, как и мое бегство из Германии в Англию в возрасте пятнадцати лет, когда пришлось спасаться от нацистов, или депортация в Австралию на тюремном транспорте в семнадцать. Сейчас, всего лишь двадцатидвухлетним парнем, благодаря сочетанию врожденных способностей, упорного труда над американским произношением и цепи случайностей, меня, солдата, владеющего немецким и английским, заметили в нужном месте в нужное время. Меня вырвали из полной неизвестности рядового в автопарке, чтобы вытолкнуть на главную сцену послевоенной истории: суд над нацистами.

Мы с подполковником Хинкелем поднялись на транспортный самолет C-47. Мы пролетели над большей частью Южной Германии, где я воевал в бронетанковой разведке, потом над Рейном и приземлились на старом аэродроме Ле-Бурже в Париже. Это был мой первый в жизни полет, и я думал о своем детстве в Германии, приходе нацистов, жизни в Англии и личной одиссее, которая привела меня в Австралию и Индию и потом в США через Южную Африку и Южную Америку в самый разгар подводной войны.

Прошло всего семь лет с тех пор, как я бежал из Германии.