Читать книгу "Герой советского времени. История рабочего - Георгий Калиняк"

1

Мы предлагаем вниманию читателей записки Георгия Александровича Калиняка. Без преувеличения можно сказать, что автобиографическая проза Г. А. Калиняка – явление уникальное в отечественной мемуаристике. Уникальность ее заключается прежде всего в том, что она от первой до последней буквы принадлежит перу простого советского человека, который сам о себе сказал так: «Я стал просто рабочим, потом солдатом и снова рабочим».

Немногие авторы, писавшие историю России ХХ в., могут похвастаться такой простой и одновременно такой замечательной биографией. Воспоминания Г. А. Калиняка охватывают практически всю историю СССР; в этом смысле его биография – это биография советской страны, самым что ни на есть искренне преданным гражданином которой был Георгий Александрович.

Сейчас, когда советский период нашей истории все более и более уходит в прошлое, очень важно не потерять свидетельств людей, которые творили и воспевали эту историю. В том числе и самых простых, нечиновных граждан, на плечах которых тем не менее покоились слава, величие и мощь сверхдержавы, которые, «не щадя своей крови и самой жизни» (слова из советской военной присяги), обеспечивали ее победы на фронте и достижения в мирном строительстве.

Постижение психологии советского человека очень важно для осознания феномена грандиозных успехов советской власти, высвободившей и направлявшей энергию десятков миллионов людей, подобных Г. А. Калиняку. Можно сказать, что самым главным результатом революции 1917 года было то, что в сопровождавших ее и последовавших за ней суровых лишениях закалились и огранились те сильные и цельные русские характеры, которые впоследствии удивили мир своим несгибаемым мужеством и стойкостью, упорством и целеустремленностью.

«Да, были люди в наше время», – невольно хочется воскликнуть, читая мемуары Г. А. Калиняка. Не может не вызывать изумления, что человек, рано перенесший утраты близких, в детстве и юности нередко голодавший, фактически бродяжничавший, видевший кровь и смерть на фронте и предательство в тылу, человек с очень непросто складывавшейся личной жизнью, добывавший хлеб воистину «в поте лица своего», сохранял способность так тонко чувствовать, поэтично переживать и преданно любить. И вместе с тем, в этом человеке в равной степени уживались испепеляющая ненависть и к явным врагам своей Родины, и злоба и презрение к тем, кто хотя бы на йоту не разделял привычного для него образа мыслей и жизни, кто хоть немного отступал от проложенной партией и принятой им «генеральной линии», полной сурового спартанского самоограничения.

Могущая ужаснуть сегодня нетерпимость советского человека, которая недоброжелателями трактовалась в сторону ограниченности и ущербности «совка», на деле была естественным следствием полной борьбы и лишений его жизни, которая не оставляла места и времени на рефлексию, отдаваясь в сознании только слабыми отзвуками потревоженного нравственного чувства. Да и могло ли быть иначе, если стране за десятилетие надо было «пробежать» (как говорил ее вождь и учитель) те 50 лет развития, которые отделяли ее от «цивилизованного человечества» (как принято выражаться теперь).

Но эта свирепая, не останавливающаяся ни перед чем гонка вызывала и законное опасение и даже испуг у этого самого человечества, столкнувшегося с необъяснимым ростом могущества Советской страны советов. А страх и взаимное недоверие – плохие советчики. Вот и принималось человечество отгораживаться от подозрительного «совка» всевозможными линиями, кордонами, пактами, блоками, а то и не брезгуя подтолкнуть в его сторону не менее беспокойного соседа. Все это, как известно, ничего, кроме ответной ненависти и подозрительности, у советского человека не вызывало.

Но не эти чувства склоняли на сторону социализма сердца миллионов простых людей на всех континентах, и даже соблазнили немало европейских интеллектуалов. Исключительная честность, отзывчивость, доходившая до забвения собственных интересов, бессеребреничество, принципиально-идейная духовность, непоколебимая верность своим – вот те черты настоящего «совка», которые мы без труда можем разглядеть в портрете Г. А. Калиняка, что придавали человеческое лицо (и лицо, надо сказать, весьма симпатичное) стране победившего социализма.

Собственно говоря, советский строй и держался на этих атлантах, и по мере ухода их в силу объективных причин из деятельной общественно-политической жизни, мельчало и неумолимо деградировало советское государственное устройство. Сам Г. А. Калиняк с тревогой отмечал характерные признаки этого процесса, как водится, объясняя негативные явления коварными происками западных спецслужб, нацеленными на советскую молодежь – «как самую нестойкую и податливую часть населения». Отчего же это, однако, советская молодежь к 70-м годам ХХ века вдруг утратила железную монолитность прежде крепко спаянного страхом (перед всевозможными врагами) и лишениями (в ожидании светлого будущего) советского общества?

Вспоминаю застольный спор, внезапно разгоревшийся примерно в это время, между моим дедом, в 1941 году ушедшим на фронт добровольцем, прошедшим через почти четырехлетний ужас немецкого плена, и отцом – молодым коммунистом. «Твои коммуняки слетят, – безапелляционно заявил дед. – Народа они не понимают». Отец, конечно, так и взвился. Но дед непоколебимо стоял на своем. И слова его запомнились мне, тогда еще совсем шкету. Добавлю, что и отец и дед были потомственными рабочими, токарями высочайшей квалификации, настоящими представителями рабочей гвардии тогдашнего класса-«гегемона», неоднократно награжденными высокими правительственными наградами «за успехи в социалистическом строительстве». И вот такое разное восприятие жизни.

А уже в конце 80-х и отец покинул ряды КПСС. Правда, дед торжества своей точки зрения не увидел; в 1985 году он умер в госпитале для ветеранов войны.

Коммунисты не понимали народ в главном: невозможно требовать от всего населения того, что только отдельные личности способны добровольно приносить в качестве величайшей жертвы – права на обычную жизнь и простое человеческое счастье. Никакие политические ставки не покроют отсутствия нормальных условий жизни маленького человека. Пружину его терпения, конечно, можно с большим или меньшим успехом заводить действием трескучей пропагандистской фразы или страхом репрессий, но результат накопленного противодействия рано или поздно скажется в стремительном раскручивании всевозможных гаек государственного механизма подавления личности.

А понять маленького человека власть не может, потому что не слышит; поскольку этот человек оказывается просто-напросто лишенным права голоса. Если голос его совпадает с общим хором – то и слушать его неинтересно, а если уж чуть фальшивит – то спасти человечка может только чудо, как чудом спасся в развернувшихся после убийства Кирова репрессиях Г. А. Калиняк, «дело» которого к счастью для него кануло в архив. А люди вокруг него, заметим, пропадали. И пропадали, как многократно отмечается в мемуарах, от рук своих же «товарищей».