Читать книгу "Гароэ - Альберто Васкес-Фигероа"

Генерал Гонсало Баэса, волей случая появившийся на свет в Антекере, в немалой степени сохранил гордую осанку своей не такой уж далекой юности и, хотя зрение, естественно, уже начало сдавать, ежедневно проводил долгие часы за чтением в тени изящной бело-зеленой беседки в той точке своего ухоженного сада, откуда открывался вид на океан, а в глубине острова просматривалась громада Тейде.

Птолемей был последним царем Мавритании. В первые годы христианской эры так называли территорию, включавшую в себя Марокко и запад Алжира. Ее население составляли полукочевые пастушеские племена берберов, известные римлянам как mauris, от этого слова и происходит название «мавр».

В жилах Птолемея текла кровь берберов, греков и римлян, поскольку он был сыном царя Юбы II и царицы Клеопатры Селены. В свою очередь, Юба II был сыном Юбы I, берберского царя, который во время гражданской войны сражался на стороне Помпея против Юлия Цезаря.

Клеопатра Селена была единственной дочерью Клеопатры, последней царицы греко-македонской династии, которая заняла трон Египта после смерти Александра Великого и римского генерала Марка Антония.

Тем самым через Марка Антония Птолемей состоял в дальнем родстве с Юлием Цезарем.

А также приходился двоюродным братом императору Клавдию и троюродным – императорам Нерону и Калигуле. Он получил образование, положенное римлянину, и в 19 году отец посадил его рядом с собой на трон, а после его смерти Птолемей стал единоличным властителем. Он помог наместнику римской провинции положить конец долгой войне, опустошавшей Африку, которую здешние племена, возглавляемые нумидийцами, вели против Рима. В знак признания его заслуг сенат пожаловал ему скипетр из слоновой кости и триумфальную тунику, устроив торжественный прием, во время которого его чествовали как царя, союзника и друга. К тому времени он уже был женат на Юлии Урании, принадлежавшей к царской семье Сирии.

В 40 году Калигула пригласил Птолемея в Рим, и, согласно Светонию, когда тот прибыл в амфитеатр на представление гладиаторов, на нем был плащ из натурального шелка такого насыщенного пурпурного цвета, что Птолемей привлек к себе восхищенное внимание публики и вызвал зависть у императора.

Как известно, чтобы получить столь великолепную вещь, нужно было взять самый лучший шелк, привезенный с далекого Востока, и в течение долгого времени вымачивать в непомерно дорогой краске, добываемой только на Пурпурных островах – окраинном архипелаге в Атлантическом океане; до него за всю историю удалось добраться очень немногим мореплавателям.

По утверждению Светония, выставив напоказ вещь такой исключительной ценности, Птолемей, в сущности, хотел этим сказать, что его власть простирается дальше власти Рима, то есть достигает обоих пределов известного мира. Вот почему самолюбивый тиран Калигула приказал его убить, завладел драгоценным плащом и захватил Мавританию.

И тем самым положил конец династии Птолемеев, потому что тот был последним монархом, правившим под этим именем, и последним царем у себя в роду.

Генерал Баэса был поглощен чтением толстого тома в черном кожаном переплете, лежавшего у него на коленях. И лишь услышав, как кто-то приближается к нему со стороны дома, он поднял голову; его лицо невольно приняло удивленное выражение, когда он увидел, кто именно прервал его штудирование древнеримской истории. Это был монсеньор Алехандро Касорла, который с улыбкой направлялся к нему широким шагом и одновременно протягивал вперед руки в знак несомненного дружеского расположения.

– Мой дорогой Алехандро! – не выдержав, воскликнул генерал, рывком вскочив с места. – Вот так сюрприз!

– Мой дорогой Гонсало! – в тон ему ответил пришедший. – Как приятно обнаружить тебя там же, где и всегда, и к тому же в добром здравии! – воскликнул он вслед за этим. – Сколько же времени мы не виделись?

– Почти четыре года, если мне не изменяет память, – ответил хозяин столь уютного сада. – Что привело на этот далекий остров самого упрямого и влиятельного арагонца королевства?

Тот поднял вверх указательный палец в знак того, что необходимо внести уточнение:

– В любом случае я мог бы считаться вторым самым упрямым и влиятельным арагонцем королевства – первое место уже занято, и, надеюсь, надолго.

– На это уповаем, и все-таки что привело тебя на остров?

– Государственные дела и добрые вести, которые мне приятно время от времени лично сообщать в столь трудные времена. Можно? – Он задал вопрос, указывая на кресло, стоявшее с другой стороны столика, на который Гонсало положил книгу, и тот тут же ответил:

– Естественно! Хочешь что-нибудь выпить?

– С твоего позволения, я попросил Файну принести нам свежего лимонада… – ответил гость, протягивая ему запечатанный документ, который держал в руке. – Вот они, добрые вести.

Тот, кому, судя по надписи, сделанной изящным почерком, было адресовано письмо, сломал королевскую печать, ознакомился с напыщенным и высокопарным текстом официального назначения, вздернув брови, и на лице его тут же отразилось удивление вместе с ясно читаемым невольным неприятием.

Собеседник наблюдал за ним несколько обескураженный такой красноречивой реакцией и смутился еще больше, когда генерал вернул ему документ со словами:

– Прошу тебя, передай Его Величеству мою глубочайшую благодарность за оказанную честь, но я не могу это принять.

– Но почему?

– Это значило бы вернуться в то место и в то прошлое, которое я всю жизнь безуспешно пытаюсь забыть. – Гонсало Баэса покачал головой и непререкаемым тоном заявил: – Нет! Я не вернулся бы туда ни за что на свете!..

Едва оправившись от удивления, монсеньор Алехандро Касорла сделал небольшую паузу, чтобы осознать услышанное, а затем протянул руку, намереваясь положить ее – в знак явного дружеского расположения – на колено собеседника, и пробормотал, словно опасаясь, что его может услышать кто-то из посторонних:

– Умоляю тебя пересмотреть свое решение, дорогой друг. Если ты откажешься от назначения, то впадешь в немилость к Его Величеству, чем воспользуются недоброжелатели, которых, я уверен, у тебя более чем достаточно.

– Враги меня никогда не пугали, и я не думаю, что пора начинать их бояться, – сухо и твердо прозвучало в ответ.

– Одно дело то, что они тебя не пугают, другое – что ты сам даешь им карты в руки… – весьма резонно заметил клирик. – Если Корона весьма благосклонно относится к твоим попыткам защитить права туземцев и в качестве вознаграждения предлагает тебе пост, на котором ты можешь отвратить скрытое рабство, отказаться от предложения – значит отказаться от всего того, во что ты веришь и за что борешься.

Он умолк с появлением Файны, хлопотливой и невоздержанной на язык кухарки, которая принесла поднос с сухофруктами, двумя стаканами и большим кувшином лимонада и поставила на стол.