Читать книгу "Вселенский неудачник - Дмитрий Емец"

Взглянув на обложку этой книги в том месте, где пишется имя автора, вы прочтете «Т. Л. Невезухин» – что означает «Тит Лукич Невезухин». Неизвестно, кто первый у нас в роду получил эту фамилию, но она полностью отражает наше общее свойство: хроническое неизлечимое невезение, закрепившееся, должно быть, в одном из генов как постоянный признак. Но если остальные мои предки были просто неудачниками, то я, аккумулировав в себе все их худшие качества, родился неудачником в квадрате. Не стану перечислять все конкретные проявления моего хронического невезения – одно упоминание их составило бы книгу примерно такого же объема, как эта. Скажу только, что в молодые годы я был уверен, что если на стадион, где собрались десять тысяч человек, залетит одна-единственная оса, то с вероятностью сто к одному ужален буду именно я.

Один пример я все же, не удержавшись, приведу. Когда я был еще совсем маленьким, космические цыгане подсыпали нашему домашнему роботу алмазной пыли в суставы, дождались, пока он, скрежеща, утащится на техобслуживание, и выкрали меня из кровати, подложив на мое место куклу-биоробота, которая выполняла все то, что ожидают родители от стандартного младенца. Меня же цыгане погрузили в свою дышащую на ладан ракету вместе с десятком других таких же бедолаг, приготовленных для продажи в Диких мирах, и стартовали с Земли.

Но мое невезение сыграло и с цыганами злую шутку: случайным метеоритом на их ракете разбило навигационный блок, и, все на свете перепутав, они вместо поджидавшей их базы работорговцев состыковались с военным крейсером. Впрочем, мне и тут не повезло: других детей сразу отправили родственникам, меня же сочли маленьким африканцем и отдали в детский приют в Мозамбике, где я пробыл несколько месяцев, пока не отмылся черный пигмент, в который меня покрасили на цыганской ракете. Наконец, после всех мытарств меня вернули родителям, которые не только не хватились пропажи, но и налюбоваться не могли на свою синтетическую куклу, засыпавшую сразу после кормления и не доставлявшую никаких хлопот...

А в юности! Если бы вы знали, друзья мои, как мне не везло в любви! С тех пор я убежден: нет во Вселенной другого биологического организма более капризного и нелогичного, чем хорошенькие девушки! Основываясь на своем отрицательном опыте, я бы отнес девушек к так называемой группе sapiens antinomius – существ, ошибочно признанных разумными. Они бросали меня из-за пустяков: стоило мне отравиться при них в китайском ресторане, неловко опрокинуть на платье кетчуп или прихлопнуть им мизинец дверцей флаерса – тотчас моих спутниц как ветром сдувало, и лишь на горизонте мелькали их ускользающие спины... Один-единственный раз, на двадцать третьем году жизни, мне почти удалось поцеловать девушку, с которой я встречался два месяца, но в этот момент я вдруг ощутил ужасную боль, подобную той, как если бы в рот мне попала раскаленная гайка. Это была пчела, ужалившая меня в язык!

Данный случай стал последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я вернулся домой, взял бластер и хотел застрелиться, но энергообойма оказалась почти разряженной, и я лишь сильно обжег себе ухо и щеку. Лежа в больнице с забинтованной головой и дожидаясь, пока на ухе приживется искусственная кожа, я хандрил и подумывал уже, не заморозиться ли мне лет на двести, чтобы вместе с собой заморозить и свой невезучий ген, но тут случилось событие, определившее всю мою дальнейшую судьбу.

Я лежал в двухместной палате, но соседняя со мной кровать пустовала, и я порой жалел, что мне не с кем поговорить, как вдруг однажды утром у меня появился сосед. Это был старый космический волк, с лысой головой и дубленой кожей, попавший в больницу с тяжелыми радиационными ожогами. Первые дни он чувствовал себя неважно и молча смотрел в покрашенную стенку, чертя на ней что-то ногтем, но потом кризис миновал, и он разговорился.

Он рассказывал о суровых звездных ветрах, о золотом сверкании созвездий Млечного Пути, об ослепительных вспышках при рождении сверхновых звезд, о пыльных хвостах комет, об отражательных туманностях, эллиптических галактиках и нейтронных вихрях, о безумно полыхающем закате на планете Трех Солнц, о сокровищах заброшенных баз; о невероятной способности жертвовать собой ради других, когда весь экипаж из благородства отказывается от последнего баллона с кислородом – и потом их так и находят: несколько задохнувшихся мертвецов, а посредине – нераспечатанный баллон; о тесной космической пивной, затерявшейся где-то в созвездии Орла, в которой собираются космические волки и пьют самогон, наливаемый им ворчливым, почти двухсотлетним роботом со скрипящими коленями и таким же характером; о преданной любви прекрасных девушек с планеты Новая Амазония, на которой уже триста лет не рождался ни один мужчина; о петлях времени, когда завтра наступает раньше, чем вчера; о тысячах парсеков, которые каким-то чудом преодолевают старые колымаги-звездолеты – неразлучные спутники астронавтов-бродяг, знающих их до последнего болта; и о многом-многом другом, что ныне уже стерлось из моей памяти...