Читать книгу "Сад Персефоны - Нэн Эскуит"

Иногда мне казалось, что зима длится уже три года, с того самого дня, как погиб Алексис. Зима в душе и за окнами. Текли серые и однообразные дни. Даже когда светило солнце, я его не замечала.

Зато теперь, после сырого, туманного Ливерпуля, я не могла поверить своим глазам. Всего два часа полета — и передо мной совершенно новый мир. Сколько красок! Лучи яркого солнца горели на крышах, раскаляли шоссе, камни, бетон и, отражаясь, взмывали фонтаном в синеву неба. Ошеломленная, щурясь от непривычного света, я стояла в аэропорту в Афинах, ожидая человека, которого должен был прислать отец Алексиса. Рука Ники сжимала мою руку, груда чемоданов была сложена у наших ног.

Все было ново и странно: гортанные возгласы греков, тонкие, точеные лица, темные, глубоко посаженные глаза. Мимо проносились люди: вероятно, кто-то из них спешил на работу, кто-то кого-то встречал, кто-то бежал по делам. Меня охватило знакомое ощущение. Я чувствовала, что отрезана от внешнего мира, где каждый занят своим делом и у каждого своя жизнь и своя игра.

Ники потянул меня за руку:

— Я хочу пить!

— Ну, что еще? — Я посмотрела на него сверху вниз и увидела бледное, измученное лицо и огромные глаза, в которых отражались люди, толпящиеся вокруг нас.

Я приехала сюда только ради Ники. Сама бы я ни за что не решилась, боясь этой первой встречи с семьей Алексиса. Более того. Я была с самого начала против знакомства с человеком, который поссорился со своим сыном и так и не простил его из-за того, что тот захотел добиться чего-то сам, а не пойти по стопам отца и работать в Судоходной компании Карвеллиса. Мистер Карвеллис не желал иметь ничего общего с Алексисом после того, как тот уехал из Меленуса в Париж, а затем в Лондон.

Никто из членов семьи Карвеллисов не присутствовал на нашей свадьбе. И год спустя только один из них, сводный брат Алексиса Пол, приехал на его похороны. По крайней мере, мне так сказали, когда я вышла из больницы, оправившись от сотрясения мозга.

Я резко обернулась в надежде отогнать от себя воспоминания о черных днях и натолкнулась на высокого бородатого молодого человека, который подошел к нам сзади. Ники испугался.

— Простите, — пробормотала я.

Молодой человек неожиданно улыбнулся:

— Миссис Карвеллис?

— Да.

— Меня зовут Майк Хардинг. Извините, что опоздал. Я спешил приехать, чтобы встретить вас, но меня задержали на стоянке для частных самолетов.

Я протянула ему руку:

— Все в порядке. Мы недолго ждали. Познакомьтесь, это мой сын Никос. Ники, поздоровайся с мистером Хардингом.

Ники вежливо подал руку, как я его научила. Он с интересом рассматривал мужчину с бронзовыми волосами и бородой.

Я не знаю, кого ожидала увидеть. Наверное, смуглого грека, а не одного из тех агентов, работающих на фирме. Не иностранца. Совсем не такого молодого и неофициального: штаны цвета хаки, голубая рубашка — верхняя пуговица расстегнута, потертая соломенная шляпа сдвинута на затылок.

Я осознавала, что мы слишком пристально разглядываем друг друга, и он это тоже почувствовал.

Широко улыбнувшись, он сказал:

— Извините, просто вы совсем не так выглядите, как я себе представлял.

Его теплый и дружелюбный взгляд растопил мою обычную сдержанность.

Я улыбнулась в ответ:

— Вы тоже. Я никак не думала, что нас встретит англичанин. Я была уверена, что в доме у мистера Карвеллиса живут только греки.

— Я из Новой Зеландии, и я не живу в этом доме. Я всего лишь один из служащих Василиса.

— Служащий?

— Мы называем остров «Королевство Василиса». Я работаю на аэродроме, это один из многочисленных проектов мистера Карвеллиса. — Майк нагнулся, чтобы взять чемоданы. — Ну что, пойдем?

Ники опять потянул мою руку и умоляюще посмотрел на меня. Я быстро сказала:

— Мне очень не хочется беспокоить вас из-за такой ерунды, но можно Ники сначала что-нибудь попьет? Мы ели и пили во время полета, но он очень хочет воды. Если у нас есть время… Во сколько отправляется самолет? Мне сообщили, что мы полетим на остров.

— Да, конечно. Но нам незачем спешить. Пилот очень любезный человек. Он полетит тогда, когда вы будете готовы. Я думаю, нам всем стоит чего-нибудь выпить. Здесь есть одно местечко.

Ники и я последовали за широкоплечим мужчиной, который, легко подхватив наши вещи, будто это была пара бумажных свертков, широко зашагал впереди. Несколько минут — и мы сидели в кафе. Перед нами стояли три стакана «Лемонаты», вкусного освежающего напитка из лимонного сока.

— Сколько тебе лет, Ники?

Ники не отрываясь смотрел на него с очень серьезным выражением лица.

— Думаю, что четыре. — Майк повернулся ко мне за подтверждением: — Правда?

— Почти четыре.

Майк бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. Я знала, о чем он подумал. Все то же самое, что говорили мне до этого. Шаблонную фразу: «Вы так молоды для того, чтобы быть вдовой». Мне было двадцать три. В девятнадцать — жена, в двадцать — вдова. В двадцать три по-прежнему вдова, потому что не могла больше никого полюбить так, как любила Алексиса.

— А ты большой, — сказал Майк, чтобы как-то подбодрить Ники, который с таким любопытством изучал его.

Это было неправдой. Ники был совсем невысокий для своего возраста, худенький, даже хрупкий. «Слабенький», — говорила миссис Бейтс. Миссис Бейтс, добрая, искренняя, дородная матрона, сдавала нам квартиру в Селтон-парке. «У вас будет много проблем с его здоровьем», — повторяла она зимой, когда в город приходили морозы и Ники начинал кашлять.

Доктор О'Мэлли убедил меня, что нам нельзя оставаться в Ливерпуле, это вредно для здоровья Ники. Несмотря на то, что у меня была хорошая работа и я могла содержать себя и сына, нужно было бросить все и переехать в другое место, где климат более сухой и теплый, например, на юг Англии. Вдруг в начале марта, холодным утром, когда мне казалось, что весна уже никогда не наступит, пришло неожиданное письмо от мистера Карвеллиса. Написанное на безупречном английском, немного педантичное, оно показалось мне искренним.

«Дорогая Стейси! Как ты понимаешь, мне сложно писать это письмо, но мне очень хочется тебя увидеть. Ты, должно быть, удивлена, что я молчал несколько лет, прежде чем сказать это. Этому может быть только одно объяснение — упрямое и жестокое сердце старого человека. Я очень сожалею и надеюсь, что ты меня простишь, если не ради себя, то ради Алексиса.

Я очень любил своего сына, несмотря на то что был с ним в ссоре, будучи не в состоянии примириться с его, как мне казалось, глупостями молодости. Я уверен, что, если бы он был жив, мы бы сумели пойти на взаимные уступки, решить наши проблемы и снова стать друзьями.