Читать книгу "Не торопись сжигать мосты - Ливия Элиот"

Мотоцикл мчался ей навстречу – черное, ревущее, крылатое чудовище, жуткий кентавр двадцать первого века, лишенный грации и достоинства соплеменников Хирона и более напоминающий киберурода, мутанта или не ведающего человеческих чувств пришельца с далекой планеты, где не осталось уже ни зелени деревьев, ни диких животных, ни голубого, с лениво плывущими облаками неба, ни журчащих по камешкам рек. Она видела бешено вертящееся, словно зубчатый диск бензопилы, переднее колесо. Слышала срывающийся от злости визг двигателя – так, в ее представлении, могли бы кричать предвестники смерти, банши.

И не могла сдвинуться с места.

Она помнила, что убегала от монстра по длинной-длинной асфальтовой дороге, прямой как стрела и исчезающей за далеким горизонтом, но ноги вязли в расплавленном полотне, и это как-то не вязалось с бьющим в лицо колючим, сырым ветром.

Понимая, что шансов нет, она остановилась, выпрямилась и повернулась.

Мотоциклист сидел, наклонившись вперед и расставив локти, – вот почему монстр казался крылатым! – и лицо его почти полностью закрывали огромные черные очки и черный, с гребнем, шлем. Почти, но не совсем – оставались еще нос, подбородок, губы.

Губы… Других таких не было на свете. Они могли вытягиваться в узкую, тонкую, слегка изломанную ниточку, могли сжиматься, становясь едва заметными на бледном лице, могли набухать и выворачиваться, делаясь похожими на мясистые лепестки экзотического цветка. Они могли согревать, как одеяло из шерсти ламы, стегать, как плети, превращаться в створки наглухо закрытых холодных ворот и притягивать, манить, как манит бездумное насекомое душистый и яркий, но выделяющий ядовитый сок бутон. Они могли сводить с ума…

С ужасом и отчаянием поняла она то, о чем догадывалась с самого начала, но в чем не желала себе признаться: это был он.

Она повернулась к нему, выпрямилась, словно героиня из какого-нибудь дурацкого фильма ужасов, как будто обладала некой магической силой, способной остановить черную нечисть. Жуткое колесо накатывало беспощадным катком, и она, сознавая, что в следующее мгновение черный вихрь сметет ее, бросит на асфальт и раздавит, выкрикнула одно-единственное слово заклинания:

– Марти!

– Марти… – прошептала Шеннон и открыла глаза.

Утро уже наступило, и сквозь неплотно сдвинутые шторы в крохотную комнатку струился яркий июньский свет. Полоска его пересекала подоконник, сбившуюся лиловую простыню, соскакивала с кровати на дешевый зеленый коврик, пробегала по потертому линолеуму и упиралась в дверь, украшенную рекламным плакатом с фотографией площади Святого Марка и броской надписью «Посетите Венецию – вдохните воздух романтики!».

Взгляд Шеннон прополз вслед за солнечной полосой, задержался на соборе, ушел влево, пересек пустое пространство стены, оклеенной велюровыми обоями, и добрался до письменного стола с допотопным монитором, занимавшим большую его часть. Рядом с монитором стояла серебряная рамка с фотографией счастливой, судя по улыбающимся лицам, парочки.

Боль иглой уколола сердце.

– Вот что, девочка, – негромко, но твердо сказала Шеннон. – Тебе нужно обратиться к психиатру. Иначе плохо кончишь. Этот чертов сон…

В дверь постучали, и не успела Шеннон сказать «да» или «нет», как в комнату влетела Сью.

– Привет, проснулась?

– Как видишь.

– Тогда поторапливайся. Уже без четверти девять, а нам надо быть на месте к одиннадцати. И, кстати, сегодня твоя очередь готовить завтрак.

– Но я же вчера готовила! – возмутилась Шеннон. – И потом… мне что-то не хочется…

– Можешь не есть, но я от завтрака отказываться не собираюсь. Что касается очередности, то хочу напомнить…

– Ладно-ладно, не надо. Так уж и быть. – Шеннон потянулась. – Дай мне еще двадцать минут.

– Даю двадцать пять. Я пока приму душ. – Сью прошла к окну, раздвинула шторы и выглянула с высоты четвертого этажа на протянувшуюся внизу улицу. – Знаешь, иногда мне кажется, что жить в таких городах, как Лондон, совершенно невозможно. Здесь не чувствуешь себя человеком. Все куда-то летят, бегут, торопятся – и ты вместе с ними. Иногда мне даже становится страшно: кажется, стоит только остановиться или, не дай бог, упасть – и тебя просто раздавят, перемелют и выплюнут. И вечно не хватает денег. Не успел получить – смотришь, их уже нет. Если б ты знала, как мне хочется порой вернуться в наш тихий уютный Ланкастер! – Она вздохнула и тут же рассмеялась. – Но не дождутся! Сью Кокс так легко не сдастся!

Подруга исчезла в ванной, а Шеннон, еще раз потянувшись, сползла с кровати, просунула ноги в новые тапочки, украшенные изображением мышиной головы – подарок Сью к последнему Рождеству, – накинула коротенький и непропорционально широкий халат и потянулась в кухню.

Кулинарными способностями природа Шеннон не наделила, и приготовленные ею блюда неизменно напоминали ухудшенные версии того, что можно найти в скромном ассортименте уличных ларьков. Впрочем, даже обладай она талантом шеф-повара, содержимое холодильника подрезало бы крылья любой фантазии. В результате дело ограничилось четырьмя горячими бутербродами с сыром и ветчиной (два кусочка хлеба оказались пережаренными, и Шеннон, дабы не слушать упреков Сью, положила их на свою тарелку), двумя чашками чаю с пакетиками «Эрл Грей» и творожными шариками. Последние выглядели не совсем аппетитно, и их пришлось помазать клубничным джемом для придания товарного вида. Завтрак получился – по крайней мере на взгляд Шеннон – вполне даже полноценный. Довольная собой, она прибралась в комнате и, глянув на часы, постучала в дверь ванной.

– Ты скоро?

Шум льющейся воды стих, и из-за двери высунулась мокрая голова, повязанная зеленым полотенцем.

– А?

– Завтрак готов, так что поторапливайся – я тоже хочу принять душ.

– Минутку. – Голова исчезла, а из ванной донеслось беспечное мурлыканье.

Шеннон покачала головой – вот уж у кого оптимизма хоть отбавляй. Какие бы гадости ни подбрасывала жизнь подруге, а подбрасывала она их ей с завидной регулярностью, поскольку Сью отличалась авантюризмом и постоянно оказывалась в потенциально рискованных ситуациях, душевные раны заживали у нее с чудодейственной быстротой, а хорошее настроение возвращалась максимум через двое-трое суток. «Я – бродячая кошка, – говорила о себе Сью. – Сбрось меня с седьмого этажа, я только отлежусь, оближусь, хвостиком помашу – и пошла дальше». Она и внешне напоминала кошку – гибкая, ловкая, пластичная, изящная, с зеленоватыми глазами. Погладишь – заурчит довольно, пнешь – зашипит, оскалится, а то и коготком цапнет.

– Вот и я. – Сью выскользнула из ванной. – Ты уже перекусила? Нет? Поторапливайся. Не забывай, что такси мы себе позволить не можем.