Читать книгу "Избранница - Саманта Джеймс"

Англия, 1790 год

Июнь. Полдень. Жара. На въезде в Фарли-Холл возвышались чугунные ворота. Длинная подъездная дорожка петляла между ухоженными террасами садов и обсаженными кустарником прогулочными аллеями. Но над всем этим царило великолепие самого Фарли-Холла — величественного особняка с кирпичным фасадом. От подъезда по обеим сторонам тянулись ряды высоких окон, задрапированных золотистым шелком, — зрелище, вызывавшее благоговейный трепет.

В восточном крыле здания двое мальчиков занимались под присмотром строгого учителя, мистера Финдли. Но сегодня дети никак не могли сосредоточиться, и их взгляды все чаше обращались к распахнутому из-за жары окну классной комнаты. Оба брата — один десяти, а другой шести лет — унаследовали пронзительно серые глаза отца, только старший был блондин, а черные волосы младшего отливали синевой воронова крыла. Мальчики ждали приезда отца, ерзая от нетерпения на стульях. И мистер Финдли наконец не выдержал и негодующе всплеснул руками:

— Все! Вы свободны! Расскажи я вам сейчас сказку про белого бычка, вы бы и не заметили! Ваш отец вернется из Лондона лишь к вечеру, но разве вас переубедишь? Ступайте!

Мальчики вылетели из класса, а мистер Финдли забурчал себе под нос что-то про тяжкую долю тех, кто пытается вдолбить знания в головы таких непосед. И он бросил вслед ученикам взгляд, полный отчаяния и зависти. Потому что даже если головы этих детей останутся пусты, как котелок бедняка, то с их кошельками подобного не произойдет. Ибо они — сыновья седьмого герцога Шарли, одного из богатейших людей Англии.

В этот момент со стороны подъездной дорожки послышались стук копыт и скрип колес. Старший мальчик бросился вниз по ступеням. Младший пытался за ним угнаться, усердно перебирая худенькими ножками, но все равно остался далеко позади. Дверца распахнулась, и из кареты легко выпрыгнул красивый мужчина в элегантном сюртуке из шелка в полоску и светлых панталонах.

— Папа! — Восторженные детские глаза уставились на мужчину. — Мы так скучали без вас! Хотя мне нравятся уроки езды с Феррисом, с вами это было бы в тысячу раз интереснее!

Любящий взгляд герцога скользнул по золотистым кудрям сына, аристократические черты которого так напоминали черты его матери… Боже, до чего мальчик похож на нее!

— Мне тоже не хватало всего этого, Стюарт! — радостно рассмеялся герцог. — Я так часто вспоминал наши с тобой уроки, что не удержался и привез тебе кое-что.

Он кивнул груму, и из-за кареты вывели маленького белого пони, при виде которого у Стюарта от восторга округлились глаза.

— Пони! У меня будет собственный пони! Можно, я назову его Белым Танцором?

На губах герцога появилась улыбка умиления. Он взял поводья и подвел пони к Стюарту.

— Конечно, это мой подарок тебе. Будущему герцогу Фарли — все самое лучшее!

Они не заметили, как подошел юный Габриэль.

— Пони! — просиял он от счастья. — Вы привезли нам пони! — И потянулся погладить лошадку.

Резкое движение мальчика испугало пони, и он попятился, взбрыкнув передними ногами. Стюарт отскочил, вовремя избежав удара копытом. Герцог мгновенно взорвался:

— Этот пони для твоего брата, а не для тебя! И ради Бога, поаккуратнее! Ты же не идиот и понимаешь, как легко испугать лошадь! Твой брат мог пострадать!

Стюарт в растерянности заморгал:

— Он нечаянно, папа. Габриэль хотел только погладить Танцора. Правда, Габриэль?

Младший брат лишь опустил голову, молча страдая от вспышки гнева отца. Нижняя губа мальчика задрожала, глаза потухли… Недавней радости как не бывало.

— Наверное, ты прав, сынок, — кивнул герцог, но даже не попытался скрыть раздражение. — Только ему не мешало бы поучиться манерам у тебя, Стюарт. Твой брат слишком часто поступает необдуманно.

Плечи младшего сына совсем поникли. Решив приободрить его, Стюарт с надеждой посмотрел на отца:

— А какой подарок вы привезли Габриэлю?

— О Боже, мы с Уиллом были так заняты поисками подходящего пони, что все остальное совершенно вылетело у меня из головы! Ну ладно, в следующий раз постараюсь не забыть. Пошли, Стюарт. Нам нужно многое обсудить. Я решил в следующий раз взять тебя с собой в Лондон.

Герцог уже хотел уйти, но, словно вспомнив о чем-то, повернулся и погладил Габриэля по волосам — погладил как бы между делом: так ласкают кошку или другого домашнего зверька. Затем повернулся и ушел вместе со Стюартом, гордо вышагивавшим рядом.

А Габриэль остался. Ему не выпало счастья стать любимцем, он был просто малышом, не понимавшим, почему отец так строг и несправедлив к нему.

Шелковая занавеска скользнула на место. Леди Каролина Синклер, герцогиня Фарли, наблюдала эту сценку, стоя у окна. В ее глазах была невыразимая грусть, ибо она, как никто другой, понимала: ее мальчика только что ранили в самое сердце. И она знала, почему у малыша постоянно в глазах тоска. Иногда ей хотелось плакать — Габриэль всегда так старался угодить отцу, заслужить его похвалу! Но Эдмунд был слеп и равнодушен к сыновней преданности. Он почти не замечал второго сына. Ибо его гордостью был первенец.

И Каролина боялась, что участь второго сына будет не слаще той, что выпала ей, второй жене.

Она с горечью вспоминала день, когда Эдмунд пришел к ней.

— Стюарту нужна мать, — без лишних церемоний заявил герцог. — А значит, мне нужно жениться.

Он был предельно откровенен и ничего не скрывал. Такой красивый, гордый и решительный! Каролина с первого взгляда влюбилась в него — влюбилась без памяти! И подумать только — он остановил свой выбор на ней! Ее глупое сердце замирало в восторге, — возможно, со временем этот человек полюбит ее…

И она старалась быть любящей и покорной женой, лелея надежду, что он оценит это… и когда-нибудь скажет о своей любви… Но вскоре Каролина поняла: его любовь навеки отдана той, которая теперь пребывала с ангелами…

Каролина прижала ко лбу дрожащие пальцы. Хватит хандрить, она должна стать сильной, если не ради себя самой, то ради Габриэля! Она вынесет и унижение, и боль — все, что угодно, ради этого ребенка, ибо он ее единственная отрада. С тяжелым сердцем, но настроенная ни единым жестом не выдать себя она поспешила на галерею — к сыну.

Мальчик все еще стоял у подъездной дорожки, хмурый и молчаливый, маленький и одинокий. Прощенный и… тут же забытый.

Но сам он ничего не забыл и не простил. Осторожно, но вместе с тем решительно высвободившись из объятий матери, он не принял ни жалости, ни утешения. И не проронил ни слезинки — маленькое личико застыло в стоической гордости, необычной для столь нежного возраста. Потому что даже в этом маленький Габриэль был точной копией отца…