Читать книгу "Ночь Дон Жуана - Ганс-Йозеф Ортайль"

Осенней ночью 1787 года Анна Мария, молодая графиня Пахта, проснулась от ночного кошмара. Ее охватило волнение, сердце бешено стучало в груди. Графиня устремила взгляд на деревянный потолок своей кельи. Анна Мария переехала сюда несколько, недель назад. Это была одна из келий женского монастыря в Градчанах,[1]основанного императрицей Марией Терезией для избранных дворянских дочерей Богемии.

Анна Мария лежала неподвижно. Она была напряжена, все ее тело онемело. Ей казалось, что она не сможет пошевелиться. Девушка попыталась стряхнуть с себя сон, выбросить его из головы, но едва заметная дрожь в руках свидетельствовала о том, что образы сна все еще стояли у нее перед глазами. Анна Мария медленно поднялась с постели, приоткрыла окно, а затем снова нырнула под одеяло. Она часто лежала так целыми днями, закрыв глаза и прислушиваясь к звукам, доносившимся сюда, наверх, из города, лежавшего у подножия монастыря.

Здесь, наверху, ей особенно не хватало городского шума. Дворец ее отца окружали тесно прижавшиеся друг к другу дома, и даже ранним утром там были слышны крики торговцев, скрип колес по брусчатке, приглушенные голоса и музыка, которая ближе к полудню начинала звучать на улицах и в трактирах. С каждым часом город оживал, после обеда его шум превращался в громкое пение. В кабаках было полно народу. Казалось, что жители Праги соревновались друг с другом в игре на флейте или на скрипке, пока на башнях у Карлова моста не затрубят. И все тонуло в этом гуле.

Мо в монастыре было настолько тихо, что Анну Марию пугали малейшие шорохи. В огороженном саду, раскинувшемся вокруг здания с множеством разветвленных коридоров, она вздрагивала, если из фонтана внезапно вырывалась струя воды. В коридорах девушка подолгу прислушивалась к затихающим шагам, а в небольшой часовне можно было настолько ясно различить тиканье часов, будто они были совсем рядом, хотя все знали, что они стоят далеко — в ризнице.

Другие обитательницы монастыря вскоре заметили чувствительность юной графини. Они успокаивали девушку и относились к ней со всей возможной предупредительностью, но Анна Мария по-прежнему лежала целыми днями в кровати и, закрыв глаза, прислушивалась к городскому шуму, врывавшемуся в распахнутые окна. Порой ей даже чудилось, что она слышит тихое журчание Влтавы у запруды рядом с Карловым мостом. Это был мелодичный, едва различимый звук; казалось, он рождался на самом дне реки.

Но сейчас было гораздо тише, чем днем. Анна Мария различала только доносившийся издали лай собаки. В конце концов графиня снова поднялась. Сердце продолжало учащенно биться. Там, внизу, был город. Ах, как бы ей хотелось сбежать вниз по лестнице, побродить по переулкам! Она бы пришла в себя и позабыла постыдные сцены из своего сна. Глядя из окна, можно было различить широкую серебристую реку и лунные блики на водной глади. Над Карловым мостом мелькали небольшие факелы.

Анна Мария прерывисто дышала, словно после долгого бега. Она вытерла рукой лоб и тут же почувствовала холодный пот. Влажные кончики пальцев стали липкими, как будто это был вовсе не пот, а кровь. Анна Мария сжала ладонями виски. Она продолжала смотреть на ночной город, но перед глазами снова и снова проносились сцены из ночного кошмара.

В мыслях юная графиня то и дело возвращалась в отцовский дворец и никак не могла позабыть его звуков, его вида, хотя большинство из тридцати обитательниц монастыря поддерживали ее как могли, помогали ей влиться в новую жизнь, начинавшуюся каждый день около семи часов, с утренней мессы.

Мать Анны Марии умерла три года тому назад, старшая сестра давно была замужем, а три старших брата жили не в Праге, а в Вене, где отдавали свой долг родине при дворе кайзера.

Отец долго искал обитель для дочери, но желаемое место в женском монастыре Анна Мария смогла получить только после нескольких прошений. Девушка не возражала. Она не могла жить с отцом до конца своих дней, кроме того, светская жизнь стоила очень дорого. Она останется в монастыре не меньше чем на полгода, до предполагаемого замужества, и только летом станет сопровождать отца в поездках по его имениям и, может быть, встретится со своими неженатыми братьями.

Анна Мария пыталась разглядеть в темноте дворец своего отца, но ей не удалось различить его среди большого количества темно-серых зданий, и она начала молиться. Она прошептала: «Пресвятая Дева Мария…» Эти слова казались ей чужими, но графиня продолжала испуганно шептать. Ночная прохлада давала о себе знать, поэтому Анна Мария закрыла окно и стала одеваться. Девушка чувствовала необычайную слабость, и платье показалось ей очень тяжелым. Сразу же захотелось пойти исповедаться, но Анна Мария отказалась от этой мысли. Такая набожность бросилась бы всем в глаза.

Анна Мария продолжала стоять у окна, не решаясь ни выйти из своей кельи, ни снова нырнуть под одеяло, как будто это была темница, которую нельзя покинуть по собственной воле. Девушка достала из стола требник и опустилась на колени. Сейчас было намного приятнее читать молитвы вслух, чем шептать их себе под нос. Анна Мария путалась в латинских письменах, выискивая на отдельных страницах совсем непонятные строки. Не останавливаясь, она стала читать про себя. Так можно было провести время, оставшееся до рассвета.

Но графиню не переставали преследовать ужасные сцены из ночного кошмара, словно они проникли в комнату через приоткрытую дверь, к которой Анна Мария стояла спиной. Девушка увидела перед собой лицо высокого, сильного мужчины, которого не остановила бы ни одна закрытая дверь. На нем была шляпа с белыми перьями — заходя в комнату, он отбросил ее в сторону. На боку висела шпага с изысканной рукоятью, инкрустированной змеями.

Мужчина нагнулся к постели Анны Марий и разбудил ее, заключив в крепкие объятья. В полусне она услышала, как он смеется. Это был безудержный смех распутного человека, не ведающего ничего святого в этой жизни. Юная графиня пыталась спастись от него. Неожиданно ей почудилось, что все пражское общество с любопытством собралось у ее приоткрытой двери, ожидая, когда же незнакомец осуществит свой черный замысел.