Читать книгу "Господин Икс - Алексей Макеев"

Обожаю осень, особенно позднюю, когда деревья стоят абсолютно голые и протягивают к небу ветви, будто грешники, тянущие руки, чтобы вымолить у Бога прощение за свою неправедную жизнь. А деревья, очевидно, просят у неба солнца, которого нет и еще долгое время не будет. Люблю, когда идет долгий, нудный дождь, бывает иной раз неделями, дует промозглый ветер, кругом лужи, грязь, слякоть… Да, забыл добавить: люблю такую погоду, когда нахожусь в сухом теплом помещении, а за слезливым окном властвует осень, по дорогам едут мокрые машины, по тротуарам спешат, обходя и перепрыгивая лужи, прохожие, прячась от дождя под зонтами. В такие минуты мне бывает уютно, тепло на душе, немного грустно, и я начинаю мечтать, причем чаще всего о лете, теплых днях, отпуске… Но до отпуска еще далеко, учебный год в Детской юношеской спортивной школе, где я работаю тренером по вольной борьбе, всего лишь как полтора месяца начался, впереди еще много недель тренировок с мальчишками, соревнований, совещаний с коллегами, иной раз взбучек от начальства… В общем, много еще чего интересного. Так что вернемся к делам нынешним.

В этот день за окном стояла именно такая, описываемая мною, погода и у меня было именно такое, уже обрисованное мною, настроение. Было пять часов вечера, конец рабочего дня, я только-только закончил в спортзале занятия с мальчишками средней группы, выпроводил их из спортзала переодеваться и отправляться домой, а сам пошел в тренерскую комнату заполнять журнал. Ох уж эти журналы — финансово-отчетные документы! Наш завуч спорт-школы Иван Сергеевич Колесников — мужчина пенсионного возраста, большой и напоминающий своей фигурой огромный самовар — покою с ними не дает. Попробуй не заполни, живо нагоняй устроит, а то и без того редких премиальных лишить может. В общем, в кабинете завуча я пристроил на коленке журнал, быстро заполнил его, откланялся и под недовольным взглядом Колесникова, сидевшего на своем рабочем месте в кресле за столом, скользнул в двери. А ну его, вечно он искоса смотрит, когда домой уходишь, отчего чувствуешь себя виноватым, будто с работы сбегаешь. Сам-то он чуть ли не сутками в ДЮСШ торчит, будто ему больше дома делать нечего, и хочет, чтобы и мы, тренеры, также с утра до ночи на работе торчали. Хотя, наверное, каждый начальник считает, что его подчиненный недорабатывает, а подчиненные, наоборот, — думают, перерабатывают.

Я снял спортивную форму, надел джинсы, свитерок, куртку, обувь и уже не спеша направился по лабиринтам Детской юношеской спортивной школы к выходу. Почему не спеша, потому что сегодня пятница — конец рабочей недели. Обожаю этот день — впереди два выходных, а значит, сегодня можно никуда не торопиться, можно побездельничать дома, в своей холостяцкой двухкомнатной квартире — поваляться на диване, посмотреть допоздна телевизор, в общем, посмаковать этот вечер в преддверии уик-энда. Я вышел в изрезанный беговыми дорожками, аллеями и аллейками двор стадиона «Трактор», на базе которого и существовала наша Детская юношеская спортивная школа, и поежился. Терпеть не могу осень, когда сыро, дует промозглый ветер, лицо секут холодные капли дождя и приходится то и дело обходить или перепрыгивать лужи. Бр-р-р! Противно! Нажав на кнопку, раскрыл зонт и, прикрываясь им от дувшего в лицо ветра, двинулся к воротам. Впереди на аллейке маячила фигура явно немолодой, оплывшей женщины, одетой в давно вышедшее из моды зеленое осеннее пальто и такого же цвета вязаную шапочку, наверняка из того же винтажного гардероба, к коему принадлежал и некогда яркий, ныне же выцветший зонт.

«Вот делать людям нечего, — подумал я почему-то с неприязнью, очевидно, из-за того, что женщина показалась мне странной, а я людей со странностями стараюсь избегать, — гуляют в такую погоду. И не сидится же им дома».

К моему удивлению, женщина заспешила наперерез мне. Я, как уже говорил, стараюсь избегать странных людей, а потому ускорил шаг, чтобы обойти женщину по одной из бетонных дорожек, но и она увеличила темп движения. Я спортсмен, еще молодой тридцатипятилетний мужчина, и, разумеется, мне ничего не стоит уйти от преследования женщины, но мне пришлось притормозить, потому что незнакомка назвала мое имя, чем ввергла меня в еще большее удивление.

— Извините, молодой человек! Вы Игорь Степанович Гладышев?

Мне очень хотелось сказать: «Нет, вы ошиблись», но что-то в ее облике, скорее всего жалкий, одинокий вид, заставило меня остановиться.

— Да, это я. Вы что-то хотели?

Женщина приблизилась и встала напротив. Она действительно была в возрасте, причем весьма солидном, ей наверняка было далеко за семьдесят, о чем свидетельствовало морщинистое старческое лицо с дряблой кожей, местами с пигментными пятнами.

— Видите ли… — замялась женщина. — У меня к вам дело.

— Чего же вы меня на улице ждете? — подивился я. — Зашли бы в здание. Там сухо, тепло.

— Да ладно уж, — вовсе стушевалась незнакомка, она явно была выбита из колеи и чувствовала себя неуверенно. — Не хотелось отвлекать вас от работы. А мне и здесь несложно было постоять, подышать свежим воздухом.

Пожилая женщина все не решалась приступить к интересующему ее вопросу, и я поторопил:

— Такчто у вас задело? Э-э…

Старушка поняла, что от нее требуется, назвалась:

— Маргарита Александровна Ялышева, — она наконец-то отважилась и сбивчиво, торопливо заговорила: — Понимаете, моего сына посадили ни за что. Я знаю, вы занимаетесь частным сыском. Я хочу, чтобы вы нашли настоящего преступника и освободили тем самым моего сына, ведь он ни в чем не виноват.

«Все считают, что не виноваты — и те, кого сажают, и те, у кого посадили», — подумал я невесело и меланхолично. Мне абсолютно не хотелось браться, на мой взгляд, за бесперспективное дело (раз человека уже посадили), и я тоном извиняющегося человека заявил:

— Вы знаете, у меня нет ни минуты свободного времени — тренировки, соревнования, отчеты, сборы…

— Игорь Степанович, я очень прошу вас помочь мне, — не слушая, будто в горячечном бреду, проговорила Ялышева. — Мне известно, что вы очень хороший, отзывчивый человек и часто помогаете людям. Порой бескорыстно.

На этот раз я прервал пожилую женщину.

— Но я же сказал вам, Маргарита Александровна, — произнес я, раздражаясь из-за настойчивости старушки. — У меня абсолютно нет свободного времени, даже наличную жизнь его не хватает.

— Ах да!.. Я совсем забыла, — спохватилась Ялышева, по-своему поняв мое нежелание браться за ее дело. Она полезла в карман своего видавшего виды пальто, достала несколько купюр достоинством в тысячу, сложенных вчетверо, и стала совать в мою руку. — Здесь не очень много. Сами понимаете, я пенсионерка…

Я, не дослушав, отпихнул от себя руку старушки и возмутился:

— Да не нужны мне ваши деньги! Оставьте!.. И извините… я тороплюсь… — соврал я, желая поскорее избавиться от навязчивой пожилой женщины. Но в этот момент расстроенная Ялышева опустила зонт, по ее лицу заструились то ли слезы, то ли дождь, а скорее всего и то и другое, и столько в ее облике было горя, безысходной тоски и обреченности, что сердце мое дрогнуло. Черт с ними, с выходными, в другой раз отдохну.