Читать книгу "Нежность ночи - Ярослава Лазарева"

Лишь тень любви в тумане ночи...

И мысли давяще черны.

Но верить разум мой не хочет,

Что мы навек разлучены..

Рубиан Гарц[1]

Я сидела на кровати совершенно опустошенная. Душа начала застывать, даже слез не было. Только что мой любимый был со мной, я ощущала его поцелуи, обнимала его, смотрела в его глаза, слушала страстный шепот: «Лада, я люблю тебя...»— и пустота! Пустота... Он исчез. Я чувствовала такое вселенское одиночество, что казалось, мир исчез вместе с любимым, а меня окружал странный вакуум» где нет ничего, только я и моя боль. Усилием воли я сдерживала себя, не давала отчаянию, схожему с безумием, затемнить мой разум.

«Мы снова будем вместе,— упорно твердила я про себя,— снова встретимся. Не может быть, чтобы ты исчез навсегда!»

— Грег, любимый!— тихо позвала я и прислушалась.

Я ждала чуда. Верила, что он ответит мне. Но в доме царила тишина. Я закрыла лицо руками и заплакала.

Я знала, что Грег в этот миг находится в далеком прошлом. После обратного превращения он должен был оказаться в 1923 году. Я с трудом представляла Москву того времени, хотя Грег не раз вводил меня в транс, чтобы я могла наблюдать события, произошедшие в прошлом. Вначале такие «путешествия» сбивали меня с толку, но постепенно я привыкла. К тому же слова часто искажают смысл, на них накладываются эмоции рассказчика. А когда я сама присутствовала при происходящем, то могла вынести собственное впечатление.

— Если бы я сейчас очутилась в том времени!— прошептала я.— И увидела своими глазами, что происходит с любимым!

Я верила, он стал человеком. Грег больше не вампир! По крайней мере, так должно было случиться. Мы выполнили условия вампирского поверья: соединились физически, Грег сдержался и не укусил меня. И раз он исчез после нашей близости, значит, очутился в прошлом. В том самом моменте, когда он свернул веревку в петлю со скользящим узлом... Я вздрогнула, ясно представив, что он сейчас чувствует. Воспоминания сохранялась при обратном превращении, это мы знали точно.

Я натянула на себя покрывало, сдвинулась к изголовью кровати и стала глядеть в туманное окно— за ним смутно просматривались очертания зимнего леса. Я находилась в особняке, принадлежащем семье Грега. Перед тем как пройти превращение, мой любимый о многом позаботился. В частности, переоформил свое имущество на мое имя, в том числе и этот особняк. Не скажу, что меня это радовало. Вампиры имели доступ во все дома, куда получили личное приглашение хозяев. Поэтому я чувствовала себя в безопасности лишь в трех местах: в нашей с Грегом квартире в Замоскворечье, куда ни одного вампира мы ни разу не приглашали; в съемной квартире возле метро «Коломенская», в которой я жила какое-то время; в моем родном доме возле метро «Пролетарская». Но при воспоминании о родителях мое настроение окончательно померкло. Последнее время отношения между нами были крайне натянутыми, и я у них почти не появлялась.

— Куда же мне теперь?— с тоской произнесла я, не сводя глаз с окна.

На улице начиналась метель. По правде говоря, я была так измучена всем произошедшим, что совершенно не хотела выбираться из-под покрывала, собираться и куда-то ехать. Но и оставаться в этом особняке мне казалось верхом безрассудства: сюда мог заявиться любой член клана Грега. Их было всего трое, но я не доверяла ни одному из них. Атанас, самый старший из рода, его возраст насчитывал чуть больше десяти веков, всячески препятствовал тому, чтобы Грег прошел обратное превращение. И его можно было понять. Он считал, что самое правильное— превратить меня в вампира, и даже сделал несколько попыток. Я всегда боялась Атанаса и постоянно была настороже, если он оказывался рядом. Второй из клана, Порфирий, казался мне одно время не таким опасным, как Атанас. Его добродушный вид, полноватое холеное лицо с большими светло-голубыми глазами вызывали доверие. К тому же Порфирий пару раз помог нам с Грегом, поэтому я к нему тепло относилась, пока однажды не увидела его склонившимся над жертвой. Его хищное лицо с открытым ртом и торчащими длинными клыками еще долго стояло перед моими глазами, вызывая дрожь ужаса и отвращения.

Я отвела взгляд от окна и начала смотреть на картину, висевшую над кроватью. Она изображала меня и моего любимого. Вампиры не отображаются ни на фото, ни на видео, поэтому портреты Грега не имели для меня цены. Их было несколько, все нарисовала Рената, третий член клана. Они с Грегом очень привязаны друг к другу, словно настоящие брат и сестра. Рената стала вампиром в XVIII веке, когда ей было двадцать лет. Она обладала удивительным даром— могла по своему желанию входить внутрь своих картин и оставаться там сколько захочет. Помню, как Грег сокрушался, что никак не может освоить это умение. Но, видимо, лишь создатель картин мог оказываться внутри сотворенного им мира.

Мы с Грегом служили для нее своего рода источником вдохновения. Если можно так сказать про вампиров, ведь они существа без души и вдохновение должно быть для них чуждо. Однако Рената являлась исключением из правил.

Ее полотна поражали внутренней наполненностью. На этом полотне, висящем над кроватью, мы стояли в профиль, спиной друг к другу. По цвету полотно делилось на две половины, словно день и ночь. Я находилась на светлой стороне, а Грег— на темной. На моей поднятой ладони сидела ярко-лазоревая бабочка. Глядя на картину, я мечтала, чтобы бабочка перелетела к Грегу. Мне этого безумно хотелось! И вдруг я заметила, что бабочка на картине больше не на моей ладони, она перенеслась к Грегу! И тьма, окружавшая его, словно от порхания ее ярких крылышек постепенно начала уходить. Внутри картины все оказалось полностью залитым солнечным светом. Мы по-прежнему стояли спиной друг к другу, но лицо Грега уже не было мертвенно-бледным: цвет кожи стал теплее, румянец заливал шеки, черные волосы блестели на солнце. Мне даже показалось, что прядки шевелятся от легкого летнего ветерка.

— Любимый!— прошептала я и потянулась к картине.

Я погладила его лицо, слегка коснулась поцелуем уголка розовых губ, но Грег не ожил и не спрыгнул ко мне нз картины, как втайне я надеялась. Он по-прежнему оставался нарисованным и смотрел куда-то вдаль.

— Как странно!— сказала я, отодвигаясь от картины.— Бабочка исчезла с полотна. Если бабочка, как я всегда думала, это душа Грега, значит, свершилось главное: Грег уже не бездушный вампир, а обычный живой парень. И это счастье! Хватит плакать!

И я действительно ощутила счастье. Это длилось лишь мгновение, но как остро я его почувствована! Словно на миг я вошла в душу исчезнувшего Грега и поняла, что происходит внутри его.

— Ему больно, как и мне, оттого, что мы разлучились,— вслух подумала я,— но я точно знаю, что на какую-то секунду он был счастлив!