Читать книгу "Мания - Чарльз Дэвис"

Мои родители вовсе не предполагали, что я посвящу себя литературе, еще менее, что я закончу свои дни под стражей, в ожидании удовольствий священной испанской инквизиции. Возможно, причиной заключения явилась литература, но я не сожалею об учености, которая привела меня сюда. Без литературы я бы в лучшем случае стал управляющим монастырем, накладывал жесткие ограничения на обитателей и подсчитывал десятину на палочках с надрезами, обозначающими сумму долга, то есть, по моим понятиям, стал бы человеком бессловесным и бесполезным. Что касается моей нынешней ситуации, то, как говорил мавр, никто не бросает камни в дерево, на котором нет фруктов.

Тот мавр был нашим acequero.[1]Мой народ ничего не знал о горах, и в каждой деревне осталось по одному мавру, дабы создавать acequias[2]и учить христианских поселенцев орошать землю. Неблагодарная задача, но мавр не ожесточался, а если скорбь и терзала его сердце, ничто не отражалось на его лице. Обходя acequias, расчищая их от камней, укрепляя берега, карабкаясь по крутым склонам, вырубая в скалах канал, он искрился и сиял, как вода, которую подводил к нашим урожаям. Мы, дети, любили его за это, ибо нуждались в его шутках и рассказах, как наши родители, поселившиеся здесь, нуждались в его знаниях по ирригации.

Я до сих пор помню страх детского бытия. Я говорю не о страхе, вызываемом непониманием или невежеством, не о страхе наказания или порки, а о страхе похищения. Видите ли, дети исчезали. Время от времени кто-нибудь да пропадал. И хотя жители деревни обыскивали русла рек, колодцы, и пещеры, и дно tajos,[3]никогда не находилось и следа пропавшего ребенка. Дети просто исчезали. И до моего девятилетия эта дань на юность воспринималась со стоицизмом отчаяния. Как прекрасно знал Инквизитор, люди, сорванные с привычных мест, жаждут на новой земле уверенности, и, когда властители переселяют целые народы, ребенок может исчезнуть словно соломинка, унесенная ветром.

Затем умер младенец. Вообще-то иного от детей и не ждали. Я говорю не об исчезнувших, а о новорожденных, кои еще слабее цепляются за жизнь. Редкий ребенок преодолевал трехлетний рубеж. Раннее детство было столь опасным, что выживание само по себе могли счесть подозрительным, а достижение зрелости — подтверждением некоего оккультного вмешательства. Однако в данном случае, потеряв за несколько лет троих детей, из которых один исчез двумя месяцами ранее, обезумевшая мать заявила, что во всем виновато колдовство. И как только раздался сей глас, все задумались о плохом урожае, сварливой жене, задиристом муже, ленивом сыне, суровом отце, крысах в зерне, холоде, жаре, наводнении, засухе… короче говоря, жалкая доля невежественного народа, вырванного из привычной среды обитания, показалась не естественным результатом, а виной внешних сил, и оставалось лишь эти силы выявить. Люди любят искать виноватых. Это сильно облегчает жизнь. И если ведьмы встречаются в городах, почему бы им не жить в сельской местности, где крест более шаткий? Не в буквальном смысле, конечно. В буквальном смысле, крест присутствовал повсюду: намалеванный на стенах или вдоль дорог, он провозглашал нашу хрупкую победу. Однако метафорически наша земля едва ли была христианской, а нарисованные кресты быстро обесцвечивались в суровом климате.

Наш священник был бедным неграмотным человеком, перебивавшимся работой на земле, как и все остальные. Задним числом я понимаю, что он понятия не имел о литургии, но выучил кучку латинских фраз, кои рассыпал по своим проповедям практически наобум, а пробелы заполнял туманными речами собственного сочинения. Если в этой aldea[4]он представлял Бога, то, несомненно, здорово веселил дьявола.

Итак, когда заговорили о колдовстве, священник оказался беспомощным, и потребовались сторонние представители власти — кто-то обладающий необходимыми средствами для нахождения виновника и определения наказания.