Читать книгу "Девочка и сигарета - Бенуа Дютертр"

Непреложность каждого из двух законодательных актов была очевидна; проблема состояла в их противоречии друг другу. Заключенный Дезире Джонсон правомерно требовал применения статьи 47 Уложения об исполнении наказаний, позволяющей ему выкурить сигарету перед казнью. Со своей стороны, не позволяя Джонсону эту сигарету зажечь, месье Квам Лао Чинг, директор исправительного учреждения, неукоснительно следовал параграфу 176.b Тюремного устава. Приложение, внесенное в текст устава год назад под давлением здравоохранительных ассоциаций, запрещало употребление табака на территории тюрьмы. Если забота о здоровье приговоренного к смерти и поражала изощренным лицемерием, то в отношении других заключенных благотворность параграфа 176.b сомнений не вызывала. Однако устаревшая, но не отмененная статья 47 разрешала смертнику сделать несколько затяжек, если таково было его последнее желание.

К ожидающей его смерти Дезире Джонсон казался равнодушным, но в вопросе о последней сигарете заупрямился. Перед дверью зала, где вскоре должна была совершиться казнь, развернулся вежливый спор между приговоренным, гигантского роста молодым чернокожим с дредами, и директором тюрьмы, вьетнамцем, недавно назначенным на пост главы ультрасовременного пенитенциарного учреждения. В его обязанности входило обеспечение порядка при проведении казней, а их в тюрьме осуществлялось более десятка в год. Правоведа терзало желание неукоснительно исполнить свой долг, мучил страх нарушить правила внутреннего распорядка тюрьмы и угнетала обязанность незамедлительно принять решение. Стараясь ни тоном, ни жестом не выдать волнения, он тусклым голосом повторял:

— Прошу вас, месье Джонсон, будьте любезны сформулировать ваше последнее желание так, чтобы оно не противоречило правилам внутреннего распорядка этой тюрьмы.

Дезире Джонсон был одет в ярко-оранжевый тюремный комбинезон и закован в наручники. Он сохранял полнейшее спокойствие и не проявлял ни тени нахальства, а уж тем более склонности к агрессии. Скорее, он выказывал то же легкомыслие, что и во время судебного процесса. Его обвиняли в убийстве и ограблении сорокатрехлетнего полицейского. Присяжных немало озадачила неосмотрительность Дезире. Дело в том, что он полностью отрицал свою причастность к преступлению, но честно и откровенно сказал об убитом: «Я часто видел его, и, по правде, этот мерзавец был тот еще расист. Захотелось бы мне кого-нибудь ухлопать, я бы именно такого и выбрал!» При наличии многочисленных улик, это двусмысленное заявление прозвучало как признание вины, но неким рыцарством вызвало симпатии присяжных, особенно когда Дезире добавил: «Мне его не жалко; нет чтобы помогать малышам, а он только и делал, что доставал их. Вот я бы никогда не причинил зла ребенку!»

Суд не мог принять решения, пока прокурор в общих чертах не обрисовал ситуацию: Джонсон нуждался в деньгах; преступление было совершено в переулке неподалеку от его дома; орудие убийства нашли под его трейлером; и наконец, он одобрял это злодеяние. Пришло время платить по счетам.

И вот в утро казни приговоренный вновь проявил свою наивность и разозлил Квам Лао Чинга неустанным повторением:

— Но, господин директор, здесь так написано.

Джонсон протягивал главе тюрьмы фотокопию статьи 47: несколько строк из Уложения об исполнении наказаний, оговаривающих «право приговоренного к смерти на исполнение последнего желания сообразно положениям…». Абстрактная сообразность положениям могла бы дать повод для дискуссий, поэтому в тексте приводились некоторые конкретные примеры: «выпить стакан вина, выкурить сигарету…». Именно на эти указания пятидесятилетней давности и напирал Дезире Джонсон:

— Я хочу только выкурить сигарету. Я имею право, месье.

Похоже, на пороге небытия этот глупец думал не о том, что жизнь его через несколько минут безвременно оборвется, а о поганой сигарете, которая каждый год губит миллионы людей по всему миру!

Проведя без сучка без задоринки восемнадцать казней, Квам Лао Чинг не без тщеславия считал себя истинным профессионалом, образцом суровости, человечности и действенности в исполнении демократической законности. Однако с подобным случаем он столкнулся впервые. Он тщетно рылся в памяти, но ни годы учебы, ни судебная практика не подсказывали решения. Безусловно, запрещение табакокурения в стенах исправительного заведения поначалу создало некоторое напряжение в зоне заключения особо опасных преступников. Результат, впрочем, был налицо: волей-неволей за несколько месяцев все заключенные бросили курить. Вмонтированные в потолок дымодетекторы круглосуточно улавливали малейшие подозрительные эманации, и даже самые заядлые курильщики отказались от своей пагубной привычки под угрозами некурящих заключенных, которым надоели завывания сирены. Приговоренные к высшей мере, также излечившиеся от табакизма, больше не называли сигарету объектом последнего желания. Большинство из них вообще ничего не желали. Они готовились к смерти. Что касается «стакана вина», медики не советовали употреблять алкоголь, так как его химическая реакция с вводимым смертоносным веществом могла привести к непредсказуемым результатам при переходе в мир иной.

— Я просто хочу выкурить сигарету, — твердил Джонсон.

Атмосфера накалялась. Спор происходил в выложенном белым кафелем помещении, похожем на больничную палату. На стене висел медицинский шкафчик со склянками и инструментами. Через приоткрытую дверь в другой комнате было видно некое подобие операционного стола, снабженного крепкими ремнями, на котором вскоре «прооперируют» приговоренного. Две другие двери, одна слева, одна справа, вели в маленькие залы. Там сидели участники процесса по делу Джонсона, приглашенные посмотреть на мрачное действо. Они не знали о развернувшейся за кулисами дискуссии и терпеливо ждали начала спектакля. Квам Лао Чингу не хватало твердости нанести решительный удар и разрубить гордиев узел, поэтому он пытался распутать клубок юридических противоречий аккуратно. С одной стороны, Уложение об исполнении наказаний предоставляло Джонсону право осуществить желаемое; с другой — правила внутреннего распорядка тюрьмы его этого права лишали; да и сработавшие на дым детекторы вызвали бы бурное недовольство других заключенных. В глубине души директор надеялся, что здравый смысл победит и приговоренный смирится с благотворной для всех мерой. Квам Лао Чинг рискнул еще раз объяснить свою точку зрения:

— Месье Джонсон, вы же понимаете, что это невозможно. При малейших признаках дыма повсюду завоют сирены. Проявите понимание.

Поскольку его слова не поколебали намерений Дезире, в голосе директора зазвучали возмущенные нотки:

— Вы прекрасно знаете, что курение вредно для всех. Если вы не заботитесь о своем здоровье, подумайте хотя бы о здоровье охранников. Почему они должны дышать дымом вашей сигареты?

Не услышав ответа, он выдвинул альтернативное предложение:

— Мы охотно предоставим вам гамбургер и холодное пиво. Скажите нам, чего вы хотите перед казнью, месье Джонсон.