Читать книгу "Ноги - Сергей Самсонов"

— Неужели он и в самом деле из России?

— Из России, Жоан, из России. Да пусть он окажется хоть эскимосом. Какое это имеет значение? Ты лучше посмотри, как он играет.

— Невероятно. Этот парень — бразилец, да? Только у бразильцев может быть такая эластичная стопа. Или, в крайнем случае, голландец, верно?

— Посмотри в его паспорт, и все поймешь. Не бывает бразильцев с такими именами.

— О, мать моя женщина, да откуда же он взялся там? В этой выжженной пустыне?

— А откуда взялся Стоичков? Тот самый никому не известный Стоичков, который стал идолом нашей dream team? Из Восточной Европы, не так ли?

— Из Восточной Европы, но не из Азии. Из нормальной страны с теплым климатом. А в России все поля под снегом девять месяцев в году. И каким же образом южный цветок может вырасти среди льда и снега?

— Так ли это важно, Жоан? Факт остается фактом, и мы не вправе упускать такого игрока. Через год цена на него взлетит до небес. Я считаю, он идеально вписывается в нашу игровую концепцию. Ты искал достойную замену Патрику — вот она. Он высок, сухощав, поджар, прыгуч. Да что говорить! Лучше сам посмотри. Он как будто не подчиняется закону гравитации. В верховой борьбе он выше других на целую голову. И кажется, что это не стоит ему никаких усилий. А работа ног! Ни единой передержки, ни одного лишнего касания. Посмотри, как он выворачивает стопу, как работает с мячом на скорости. Богатейший арсенал обманных движений. Если хочешь уследить за ним, тебе нужен замедленный повтор. Посмотри, посмотри — едва уловимое движение стопы, и мяч в самую последнюю секунду уходит в совершенно противоположную сторону.

— А смотрится красиво, просто завораживающе. Как раз для каталонской публики — она способна это оценить!

— И совершенная непредсказуемость. Особенно в штрафной площадке. Он бьет из любого положения. Не подстраиваясь под мяч и не давая ему опуститься. Спиной, вполоборота — не имеет значения.

— Прошивает насквозь.

— Или, наоборот, пустит парашютом. Одним словом, как в голову взбредет. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент.

— Похоже, он слишком сконцентрирован на себе. С таким пренебрежением к партнерам у нас ему придется нелегко. Посмотри, вот сейчас у него есть три или четыре явные возможности отпасовать — но он идет напролом. И теряет мяч, что и требовалось доказать.

— Думаю, мы быстро его обучим. Несомненно, он игрок нашего склада и быстро научится ставить превыше всего красоту коллективных комбинаций.

— А какие недостатки у этого русского? Как у него с дисциплиной, с моральной устойчивостью? Не слишком ли он любит себя? Не получим ли мы второго Патрика? У того потрясающий природный талант, но при этом чудовищная лень!

— Ромарио тоже был влюблен в себя, но это не мешало ему делать свое дело.

— Сейчас времена изменились. Что он за человек — этот русский? Что о нем известно?

— Говорят, что он замкнут, угрюм, нелюдим. Сторонится прессы, телевидения, избегает давать интервью. Французские журналисты отмечают, что зачастую он не в состоянии связать двух слов. И это дает им повод считать его недостаточно развитым в интеллектуальном плане. А играет он в той русской команде, которая, помнишь, нанесла нам скандальное поражение в девяносто втором. Русским его, разумеется, не удержать. В своей сборной он на первых ролях — чего стоят только два его гола французам на «Стад де Франс».

— Может, он тщеславен и жаден? Типичный интернациональный наемник, который переходит к тем, кто больше заплатит?

— До этого еще не дошло. Судя по тому, что мне удалось о нем разузнать, он невинен, словно младенец. Возможно, его просто не успели испортить.

— Так ты хочешь, чтобы я попросил Сандро связаться с его агентом?

— Да, но есть проблема. Его хочет Коплевич. Между прочим, это тоже о чем-то говорит. За последние пять лет ни одного мало-мальски одаренного игрока не прошло мимо Коплевича.

— Ну, если его хочет Коплевич, тогда будем считать, что он уже в «Тоттенхэме». И нам остается только смириться и забыть о нем. В противном случае Коплевич задавит нас своими миллионами.

— Почему, черт возьми? Два года назад мы взяли и Деку, и Роналдинью, и нам не помешали ни Коплевич, ни Кальвин, ни Берлускони, ни сам сатана. Мы просто были первыми, и все. Ты можешь перехватить его, Жоан.

— Да господи, как? Какую бы сумму мы ни предложили, Коплевич не моргнув глазом предложит вдвое больше. У меня есть двадцать миллионов на русского, а у Коплевича сорок.

— Ну, тебе же не в первый раз играть в подобную игру. Симулируй ложный интерес к Михаэлю Баллаку, к Тевесу, к Тотти. Да к кому угодно, черт возьми. Скажи, что готов заплатить шестьдесят миллионов, и Коплевич тут же переключится на них, лишь бы никто из этих игроков не достался «Барселоне».

— Но Коплевич не такой дурак, чтобы мы смогли надуть его дважды.

— Но ведь этот ход ни к чему тебя не обязывает, Лапорта! Ты не покроешь себя позором и не влезешь в долги. К тому же у нас есть небольшое преимущество. Этот русский не хочет уезжать в «Тоттенхэм».

— Бог мой, да что ему мешает? — Жоан Лапорта удивленно поднял брови. Он был невысоким, крепко сбитым человеком средних лет. Мечтательно-рассеянная улыбка, придававшая его лицу выражение непреходящей растерянности, совершенно не вязалась с тем безжалостным, акульим родом деятельности, которому Лапорта посвятил свою бессонную и наэлектризованную страхом жизнь. Жоан носил темно-синий, из тончайшей шерсти костюм, белоснежную рубашку и широкий вишневый галстук — бизнес требовал одеваться соответственно статусу.

— Все просто, — ответил собеседник, массивный, тяжелый и одетый куда менее официально — в потрепанные джинсы и растянутую черную футболку с треугольным вырезом на груди. Слегка одутловатое лицо с глубокой вертикальной полоской над верхней губой было, в общем-то, заурядным, и ничто не говорило о том, что этот человек является тем самым невидимым дирижером, который определяет политику одного из старейших и могущественных клубов Европы. — Он не хочет в «Тоттенхэм», потому что он хочет в «Барсу». Спит и видит, как бы ему проснуться в сине-гранатовой форме.

— Так, значит, ты уже вступил в переговоры?

— Промедление смерти подобно.

— Ты можешь гарантировать, что информация не просочится?