Читать книгу "Круг замкнулся - Джонатан Коу"

Высоко на Мелу Этрета

Вторник, 7 декабря 1999 г.

Утро

Сестричка, милая!

Вид с меловых скал потрясающий, но здесь слишком холодно, чтобы расписывать красоты природы. Пальцы с трудом удерживают ручку. Но я обещала себе, что начну это письмо до того, как вернусь в Англию, и дальше откладывать уже некуда.

Итак о чем же я думаю, покидая континентальную Европу?

Пристально вглядываюсь в горизонт в поисках предзнаменований. Море спокойно, синее небо чисто. Это определенно должно что-то значить.

Уж не приходят ли сюда, чтобы покончить с собой? Чуть дальше по тропе, у самого края скалы, стоит паренек и, похоже, именно это у него на уме. Он уже был здесь, когда я садилась на скамью, и все продолжает стоять, а на нем только футболка и джинсы. Он наверняка мерзнет.

Я, по крайней мере, руки на себя еще не накладываю, хотя порою приходится туго. Порою кажется, что я совершенно запуталась и ни с чем не могу справиться. Тебе ведь случалось переживать нечто подобное? Знаю, что ответ положительный… Но теперь все позади. Теперь только вперед и вверх.

Подо мной лежит Этрета: широкий пляж с неровными краями, остроконечные башенки гостиничного замка, где я вчера ночевала. Город я так и не обследовала. Забавно, что когда ты вольна делать что хочешь, в итоге почти ничего не делаешь. «Огромный выбор» означает в переводе его полное отсутствие. Я могла бы отведать рыбы соль по-дьепски, а потом налечь на бесплатный кальвадос и пококетничать с официантом. Я же весь вечер просидела в номере: смотрела старый фильм с Джином Хэкманом, дублированный на французский.

Двойка с минусом за такое поведение. Но на мне еще рано ставить крест. Я еще развернусь, вот увидишь. Как люди начинают новую жизнь? Они знают какой-то способ?

И в самом ли деле я начинаю новую жизнь? А может, просто возобновляю старую — после долгого и в общем бессмысленного перерыва.

Паром «Гордость Портсмута»

В ресторане

Вторник, 7 декабря 1999 г.

Ближе к вечеру

Интересно, окупается ли этот рейс в такое время года? Кроме меня и человека за стойкой — как мне его называть, стюардом, старпомом или как-нибудь иначе? — в ресторане ни души. Снаружи темно, иллюминаторы испещрены каплями дождя. Или водяной пылью. Глянешь на них и хочется поежиться, хотя в помещении тепло, даже жарко.

Я пишу это письмо в тетради, которую купила в Венеции. У тетради твердая шелковистая синяя обложка с мраморным рисунком и приятные на ощупь, толстые, грубо обрезанные страницы. Когда закончу — если вообще закончу, — можно вырвать исписанные страницы и вложить в почтовый конверт. Но стоит ли? Пока я только ною и жалуюсь на жизнь — не слишком занимательное чтение. Скажешь, пора бы мне набить руку на письмах любимой сестре, ведь за последние годы я написала тысячи и тысячи слов, адресованных тебе. По, как ни странно, каждый раз мне кажется, будто я пишу впервые.

У меня такое чувство, что это письмо выйдет самым длинным.

Когда я сидела над Этрета, на скамье средь меловых скал, я еще не знала, кому напишу — тебе или Стефано? Выбрала тебя — можешь мною гордиться! Дело в том, что я твердо решила больше не возвращаться туда, откуда бегу. Я пообещала порвать со Стефано, а обещание, данное самой себе, самое крепкое. Хотя исполнить его нелегко, Ведь за четыре месяца не было ни дня, когда бы мы с ним не разговаривали, не обменивались письмами или, на худой конец, эсэмэсками. От этой привычки трудно избавиться. Но я знаю, скоро мне полегчает. Надо лишь перетерпеть ломку. Па столике рядом с кофейной чашкой лежит мой мобильник, я смотрю на него и чувствую себя завязавшей курильщицей, перед носом которой трясут пачкой сигарет. Как было бы просто отправить ему сообщение. В конце концов, именно он научил меня посылать эсэмэски. Но это было бы безумием. Звонок может его разозлить, причем по равным причинам. А я не хочу, чтобы он на меня злился, — боюсь этого больше всего на свете. Глупо, правда? Какая мне разница, если я рву с ним навсегда?

Составлю-ка я список. Составление списков, как известно, — очень эффективный терапевтический прием.

Уроки, которые я извлекла из катастрофы со Стефано:

1. Женатые мужчины редко оставляют своих жен и дочерей ради незамужних женщин под сорок.

2. Можно быть по уши влюбленной в кого-нибудь, даже если у тебя с ним нет секса.

3.

Не могу придумать, что бы такое написать в пункте три. Но и то, что есть, уже хорошо. Два весьма поучительных вывода. В следующий раз, когда я опять вляпаюсь в такую же историю, этот список, поможет мне не наломать дров. Точнее, поможет (я надеюсь) вовсе избежать этого следующего раза.

Что ж, на бумаге все выглядит замечательно — особенно на дорогой, плотной, кремовой венецианской бумаге. Но я припомнила фразу, которую любил повторять Филип. Некий матерый столп британского общества, впав в старческое слабоумие, заявил: «Да, я учился на своих ошибках и, уверен, могу повторить их с блеском». Ха-ха. Уж не про меня ли это сказано?

Четвертая чашка кофе за день

Кафе в Кинотеатре отечественного фильма

Лондон, Саутбэнк.

Среда, 8 декабря 1999 г.

После полудня

Я опять с тобой, дорогая сестрица. С предыдущей записи прошло часов двадцать. Утро я провела более-менее бесцельно, бродя по улицам и задаваясь вопросом: кто эти люди и чем они занимаются?

Похоже, я успела подзабыть Лондон, ведь я не была здесь шесть лет. Но я помню (или думала, что помню), где находятся мои любимые магазины. В боковых улочках между Ковент-Гарденом и Лонг-Эйкром был магазин одежды, где я покупала красивые шарфы, а через три двери торговали керамикой, расписанной вручную. Я хотела подарить отцу пепельницу в качестве знака примирения. (Знаю, я размечталась: для примирения потребуется много больше, чем одна-единственная пепельница…) Словом, этих магазинчиков больше нет. На их месте теперь кофейни, обе набиты под завязку средь бела дня. В Италии я привыкла к тому, что люди с утра до вечера болтают по мобильным телефонам, и я не раз говорила весьма безапелляционным тоном: «Уверена, в Британии так никогда не будет, — во всяком случае, не до такой степени». Вечно меня тянут за язык. Вечно я лезу со своим мнением, ни на чем не основанном, словно какой-то международный эксперт. Господи, да здесь теперь у каждого есть мобильник! Прижав телефон к уху, люди шагают по Чаринг-Кросс-роуд, бормоча что-то себе под нос, будто полоумные. А у некоторых наушнички, и не сразу сообразишь, что человек, разговаривает по телефону, — первая мысль: этого явно выпустили из психушки под опеку родни. (Таких здесь, впрочем, тоже хватает.) Ладно бы только мобильники. Самое загадочное: кто они, эти люди, и чем занимаются? Наверное, нельзя делать обобщения только по той причине, что два магазинчика прекратили свое существование (а может, я перепутала улицу), но на первый взгляд складывается впечатление, что огромное число людей в городе больше не работает, в смысле, ничего не производит и не продает. Эти виды деятельности, похоже, отжили свой век. Люди теперь встречаются, чтобы поговорить. А когда они не встречаются для разговора, они говорят по телефону, и обычно эти звонки сводятся к назначению встречи. И вот хотелось бы мне знать, встретившись наконец, о чем они говорят? Похоже, живя в Италии, я предавалась иллюзиям. Там я твердила на каждом углу, какой сдержанный и молчаливый народ англичане. Но выясняется, что мы теперь совсем другие — мы превращаемся в нацию говорунов. Становимся беспредельно общительными. Правда, я пока не уловила, о чем все-таки идет разговор. Похоже, вся страна участвует в некой всеобщей беседе, и только я одна не знаю, как в эту беседу вклиниться. Что они обсуждают? Вечерние телепередачи? Запрет на британскую говядину? Способы одолеть вирус-2000?