Читать книгу "Дороги еврейских скитаний - Йозеф Рот"

«Западному европейцу, наверное, ближе Индия, чем мир, в котором живет еврей Восточной Европы», — замечает Йозеф Рот в рецензии на книгу Альфреда Деблина «Путешествие в Польшу» в 1926 году. И написанные в том же году «Дороги еврейских скитаний» — это, в сущности, попытка рассказать ленивому и нелюбопытному европейцу о жизни на близкой и в то же время далекой планете, которой Запад совсем не знает, — о жизни восточноевропейских евреев.

1926 год. Роту, выходцу из Галиции, ассимилированному еврею, бездомному обитателю венских, берлинских, парижских отелей, тридцать два года. Он живет на гонорары от газетных статей, пишет быстро, работать любит в кафе, под нестройный гул голосов какой-нибудь подвыпившей компании, осушая бокал за бокалом, рюмку за рюмкой, в которых содержится необходимая для работы жидкость — вино или пиво, коньяк или шнапс, а иной раз и все вперемешку. Часто рядом с ним можно видеть красавицу с глазами газели, венскую еврейку Фридерику («Фридль») Рейхлер, молодую жену. Рот на взлете своей журналистской и писательской карьеры. Из никому не известного венского репортера он за несколько лет сумел стать постоянным сотрудником респектабельной «Франкфуртер цайтунг», а значит — войти в когорту самых заметных публицистов и журналистов Германии; на его счету множество репортажей и фельетонов, а также первые опубликованные романы.

Мозес Йозеф Рот родился в 1894 году на задворках Австро-Венгерской империи, в болотистом краю, откуда рукой подать до границы с Россией и где, по его выражению, «уже задувает ветер степей, ветер Сибири»; в некогда процветавшем, но захиревшем городке под названием Броды, в котором, по данным путеводителя, к началу Первой мировой войны проживало восемнадцать тысяч населения, причем 85 процентов составляли евреи. К концу XIX века Броды превратились в провинциальное захолустье со славным прошлым. Действовавший в течение столетия, с 1779 по 1880 год, статус вольного торгового города обеспечивал Бродам оживленную экономическую и культурную жизнь; благодаря тесным торговым связям с Германией местные еврейские купцы содействовали распространению в Галиции еврейской просветительской мысли — так Броды стали одним из важнейших центров Хаскалы, еврейского Просвещения. Но сюда же стекались и хасиды, приверженцы религиозно-мистического движения, зародившегося в восточноевропейском иудаизме в XVIII веке. Каждодневные формы проявления хасидского благочестия, будни и праздники восточноевропейской еврейской общины, особая роль ее предводителя, ребе или цадика; противоречие между евреями «просвещенными» и «благочестивыми», между тягой к ассимиляции и верностью традиции — все эти мотивы, которые мы встречаем в сборнике «Дороги еврейских скитаний», берут начало в непосредственных впечатлениях детских и отроческих лет, проведенных в Бродах.

«Город, в котором я родился, лежал в восточных землях Европы, посреди большой, скудно населенной равнины. К востоку она уходила в бесконечную даль. С западной стороны ее окаймляла голубоватая холмистая гряда, проступавшая на горизонте только в погожие летние дни. В моем родном городе жило около десяти тысяч человек. Три тысячи из них были сумасшедшие, не представляющие угрозы для общества. Тихое безумие окутывало их, как золотое облако. Они занимались делами и добывали деньги, женились и зачинали детей, читали газеты и книги. Они заботились о земном. Они изъяснялись на всех языках, какие были в ходу у смешанного населения нашего края», — так вспоминает Рот в автобиографическом отрывке «Земляника» родные места. В Броды, откуда он при первой возможности бежал без оглядки, Рот мысленно возвращался всю жизнь — и на страницах «Дорог еврейских скитаний», и в написанных позже главных своих романах, «Иов» и «Марш Радецкого», в прозе и публицистике.

До семи лет маленький Мозес Йозеф Рот жил с матерью и дедом. Об отце писателя мало что достоверно известно; согласно одной из легенд, вскоре после женитьбы торговец Нахум Рот потерпел неудачу в делах, помешался умом и доживал свой век безумцем в свите одного из хасидских ребе, вдали от жены и сына. Дед Рота был благочестивым иудеем, что определяло весь распорядок жизни в доме, но все же вместо обычного для Восточной Европы хедера — начальной религиозной школы, куда мальчиков отдавали четырех лет от роду, — Мозеса Йозефа определили сперва в немецкую еврейскую школу, а затем в гимназию имени кронпринца Рудольфа, одну из двух гимназий Галиции, где все школьные дисциплины преподавались по-немецки. Поступи он, к примеру, в польскую школу, еще неизвестно, как бы сложилась его судьба. Почти одновременно с ним в соседнем Дрогобыче — в польской гимназии — учился будущий автор «Коричных лавок», польский писатель Бруно Шульц. Для Рота годы учения в гимназии проходят под знаком погружения в немецкий язык и немецкую литературу. Успехами в математике он похвастаться не может, зато его сочинения восхищенный учитель зачитывает всему классу. Юный Мозес Йозеф открывает для себя Гейне, любовь к которому будет сопровождать его всю жизнь, Гете, Шиллера и Гельдерлина. И когда в самом начале «Дорог еврейских скитаний» мелькает фраза о том, что для еврея Восточной Европы, с его тоской по Западу, Германия по-прежнему остается «страной Гете и Шиллера», то в образе «любознательного еврейского подростка», который знает немецкую культуру «лучше, чем наш украшенный свастикой гимназист», безусловно угадывается сам автор.

Желание приобщиться к этой большой культуре заставляет Рота в 1913 году, сразу по окончании гимназии, навсегда уехать из Брод. Отныне бездомность и неприкаянность становятся основой его мироощущения и нормой существования. За короткой промежуточной остановкой — семестром, проведенном в Лембергском (Львовском) университете, — тут же следует новый отъезд. Рот отправляется в Вену, где записывается на факультет германистики и поселяется в том самом квартале Леопольдштадт, где живут герои «Дорог еврейских скитаний» — нищие эмигранты из восточных провинций, промышляющие коробейничеством, торговлей в рассрочку и мелкими валютными спекуляциями.

В сентябре 1913 года девятнадцатилетний Рот из любопытства заглядывает на заседания XI венского сионистского конгресса, последнего перед началом войны, — возможно, в тот же день, когда в зале сидел и незнакомый студенту Роту пражский еврей по имени Франц Кафка. Приверженцем сионизма Рот, подобно Кафке, так никогда и не стал, но размышления о создании еврейского государства неотрывно занимали его всю жизнь. Находят они свое отражение и в «Дорогах еврейских скитаний». Рот видит непримиримое противоречие между активным борцом-сионистом и предавшимся Божьей воле смиренным хасидом и не скрывает своих симпатий в адрес последнего. Сионист, по мнению Рота, «хочет радикально изменить иудаизм. Он хочет, чтобы еврейская нация в чем-то уподобилась европейским. Тогда у евреев, возможно, появится своя страна, но исчезнут сами евреи». И хотя отважные пионеры-первопроходцы заслуживают всяческого уважения, «переселение молодых евреев в Палестину навсегда останется в памяти как своего рода еврейский крестовый поход — ибо евреи, увы, еще и стреляют». В размышлениях Рота о борьбе евреев за национальное возрождение, за возможность вернуться на историческую родину трудно не расслышать скептической ноты.