Читать книгу "Проект "Сфинкс" - Андрей Ивасенко"

Октябрь 1946 года. Антарктида.

Секретная подземная база «Черное Солнце».

Бункер промерз насквозь. Скорее, это был даже не бункер, а огромная холодильная камера — двадцать метров в длину, восемнадцать в ширину, пять в высоту; со всех сторон покрытая панцирем двенадцатимиллиметровой листовой брони поверх каменных стен, пола и потолка; ни одного окна, лишь проем тоннеля, ведущий к мощной стальной двери.

Система охлаждения нагнетала ледяное дыхание в помещение, покрывая его мерцающими кристаллами инея. Ее монотонный гул глушил подобно колокольному звону и отдавался эхом в съеденном темнотой тоннеле.

«Какая глупость! — думал Ганс Вайгель, поеживаясь и поглядывая по сторонам. — Что я здесь делаю, черт меня подери…»

Изо рта солдата шел пар. Он чувствовал себя так, словно на него надели смирительную рубашку и уложили в ванну, наполненную талой водой вперемешку со льдом. Холод, острым ножом, медленно проникал через одежду, пробирая до костей, вонзаясь иглами все глубже и глубже в каждую клетку онемевшего мозга. Постепенно сознание заволакивала пелена, и оно начинало отказываться воспринимать окружающую реальность.

Мысли шли отрывками.

Время то сжималось, то тянулось, как резина.

У Вайгеля возникало ощущение, как будто он попал в странный, чужой сон. Знакомый его подсознанию мир словно перенесло в совершенно иную реальность — неизведанный темный дом с множеством закрытых дверей и сторонних звуков.

Солдат не стоял на месте, а постоянно передвигался возле невысокой железнодорожной платформы с открытыми бортами. При каждом шаге сапоги издавали противный скрип, подошвы прилипали к полу. Разминая пальцы рук через трехпалые дубленые рукавицы, периодически похлопывая себя по груди и плечам, Вайгель пытался немного разогнать кровь и согреться. Но спустя некоторое время сознание опять-таки утрачивало ясность в мягкой волне полудремы — мысли словно тонули, растворялись. Бодрая поступь вновь превращалась в вялое шарканье ног.

Вайгель старался не смотреть на то, что находилось внутри большой кубической емкости, стоящей на платформе. Покрытый изморозью, почти доверху заполненный льдом, саркофаг поблескивал гранями толстых бронированных стекол, точно гигантский бриллиант. Но вопросы, время от времени, сами по себе будоражили разум Ганса.

Что, черт возьми, взбрело ему в голову и пригнало сюда?

Что он, в самом деле, здесь делает?

Что заставило его приблизиться к этому странному месту, в котором волей-неволей ощущался необъяснимый страх, от которого замирало и холодело сердце?

Вайгель вспомнил, как Гюнтер Зуфферт смаковал невероятную историю об ожившем монстре. Глядя на него, честно говоря, можно было решить, что человек страдает расстройством психики, находясь за последней чертой алкоголизма. Да и кто бы поверил в ТАКОЕ?

В казарме люди делились разными былями и небылицами — годилось все что угодно, лишь бы скоротать свободное время и забыть о тяготах жизни в этом отдаленном от цивилизации месте, успевшем всем порядком надоесть из-за своего унылого однообразия. Каждый из них лишь изредка мог увидеть клочок полярного неба и бескрайнюю снежную пустыню — на поверхность разрешали выходить раз в месяц, да и то ненадолго. А Гюнтер Зуфферт всегда был кладезем всяких веселых и пикантных историй, развеивал скуку. Но в тот день его рассказ никого не позабавил, а скорее озадачил большинство присутствующих. Говорящее чудовище? От такого могла бы удивиться даже рыба. В нелепую страшилку никто не поверил. Над Зуффертом посмеялись и, дружески похлопав по плечу, разошлись, оставив того в полном смятении. Он кричал им вслед: «Вы все очень скоро об этом пожалеете! Слышите?!» Но на его слова уже никто не обращал внимания — кроме Ганса, решившего поставить выдумщика на место.

«За кого он нас принимает? Неужели этот распустивший нюни идиот действительно возомнил, что перед ним находятся не солдаты из отборной части СС, а трусливые мальчишки, готовые от любого шороха наложить в штаны?» — подумал тогда Ганс. И рассмеялся прямо ему в лицо, будто кошмары Гюнтера были самой смешной вещью, которую он когда-либо слышал.

Гюнтер вскочил — лицо вспыхнуло от негодования, глаза буравили ухмыляющегося Вайгеля. Короткая словесная перепалка закончилась тем, что Зуфферт предложил насмешнику пари: сходить самому полюбоваться на жуткую тварь и побыть рядом с ней хоть пару часов наедине. Выставив на кон бутылку ямайского рома, он потребовал у своего оппонента губную гармонику, с которой последний не расставался на протяжении пяти лет. Гармоника, подаренная Гансу отцом перед началом русской компании, была для него своеобразным талисманом. Об этом знали все, кто служил в роте охраны. А Гюнтер, разумеется, полагал, что Ганс непременно пойдет на попятную, не желая лишиться родительского подарка в случае неудачи. И, по мнению Вайгеля, тут же раскусившего хитрый замысел Гюнтера, пытался выиграть спор на его привязанности к этой, казалось бы, обыкновенной среди солдат вещице.

Однако Ганс проявил твердость характера, изобразив на лице нарочитое безразличие. Он не отступился от своих слов и решил отстоять собственное мнение, не желая выглядеть в глазах товарищей пустословом, а тем более жалким трусом. С неподдельным азартом он согласился на все условия — ударили по рукам, скрепив соглашение…

Изначально, там, в казарме, глупый спор показался Гансу сущим пустяком, но все же, прежде чем заступить в караул на этот пост, ему довелось провести долгую и беспокойную ночь. А теперь, очутившись в адской морозилке, солдат понимал: поступок был слишком опрометчив. Пыл азарта от, казалось бы, легкого пари почти сразу покинул его, едва он переступил порог бункера. Волна тревоги, возникшая где-то в подсознании, тут же смыла спокойствие и всякое желание здесь находиться. Вайгеля переполняло непонятное ощущение, расходившееся по телу, как круги по воде, становясь нестерпимым. Что-то должно было случиться — в этом он не сомневался. И это «что-то» должно произойти именно сегодня, с ним, именно сейчас.

«Чертов Гюнтер! Во что он меня втянул?! Бутылка рома — неплохо, да. А если кто шепнет о нашем пари Штольцу? Доносчиков везде хватает. Что тогда? Хотя, вероятнее всего, вся рота уже успела сделать на нас с Зуффертом ставки и теперь им не выгодно развязывать языки», — в который раз раздраженно думал Ганс, пытаясь успокоиться. Однако невольное сравнение своего положения с положением подопытной крысы, посаженной в крутящийся барабан с лотерейными билетами, крепко засело в его мозгах. Оно не отпускало, не покидало ни на минуту, накатывая, как приступы тошноты.

Комендант базы обладал суровым характером и наказывал за малейшие нарушения дисциплины. Без его личного присутствия никто не имел права заходить внутрь бункера. Вайгель прекрасно это знал. И понимал: затеянная авантюра, в лучшем случае, могла обернуться длительным заключением в карцер, в котором частыми гостями были вездесущие крысы. Одна мысль об этих мерзких, копошащихся и повизгивающих тварях вызывала у Ганса отвращение.