Читать книгу "Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов"

Резкий порыв осеннего ветра хлестнул по туго подобранным парусам шлюпов, ошвартованных в Военной гавани Кронштадта. Сверкая свежевыкрашенными бортами, вытянулись они вдоль причала, отливая блеском надраенных медных букв — «Колмогоры», «Соловки», «Тарухтан», «Сокол», «Смелый». Около трапа «Колмогор» сгрудились командиры судов. Старший из них возрастом и по званию капитан 1 ранга Муловский еще раз окинул взглядом причальную стенку:

— Пожалуй, поставим точку, прошу ко мне, господа, отобедать…

Четыре капитан-лейтенанта, гуськом, вразвалку, двинулись вверх по трапу…

В конце прошлого года императрица подписала указ о подготовке первого кругосветного плавания: «По случаю покушения со стороны английских торговых промышленников на производство торгу и промыслов звериных на Восточном море, о сохранении права нашего на земли, российскими мореплавателями открытые, повелеваем, нашей Адмиралтейской коллегии отправить из Балтийского моря два судна, и две вооруженные же шлюбки морския или другия суда, по лучшему ея усмотрению, назнача им объехать мыс Доброй Надежды, а оттуда, продолжая путь через Сондской пролив и оставя Японию в левой стороне, итти на Камчатку».

Весной утвердила «Ея и. в.»[1]наставление из Адмиралтейской коллегии, г-ну флота капитану 1 ранга Григорью Муловскому, начальствующему над «ескадрою». Адмиралтейские мудрецы на многих листах изложили три десятка непременных к исполнению требований по части безопасности плавания, открытия новых земель, обхождения с местным населением, изучения его нравов, отыскивания в новых местах всего полезного для державы. Предписывалось исследование «простирающегося американского берега до открытой части российскими капитанами Чириковым и Берингом и оной берег до начального пункта открытия Чирикова взять во владение Российского государства». А на открытых землях с людьми вести себя пристойно: «Поелику таких людей без сомнения никто из европейцев не успел еще огорчить, и раздражить, то и должно быть первое старание ваше посеять в них хорошее понятие о россиянах».

Упоминалось адмиралтейцами имя капитана Кука. «Паче всего наведаться вам должно о так нареченном капитаном Куком заливе Принца Вильгельма и другом, по нем самим прозванном Куковым, не заходят ли туда чужестранные корабли, не бывают ли там вытруски и не заводится ли какое-либо селение? И в таком случае, имея главнейшим предметом сохранение права на земли, российскими мореплавателями открытые, и недопущения иностранных к совместничеству и разделения торга с российскими поддаными пришельцев тех, покушающихся на таковые недозволенныя присвоения, силою данного вам полномочия принудить из сих, по праву первое учиненных открытий к Российской державе принадлежащих мест, наискорее удалиться и впредь ни о поселениях, ни о торгах, ниже о мореплаваниях не думать…»

Перечитывая Адмиралтейскую инструкцию, Григорий Муловский посмеивался про себя: «Благо при мне состоит и куков соплаватель на российской службе…»

Среди офицеров, расположившихся в каюте Муловского, выделялся поджарый, средних лет голубоглазый капитан-лейтенант Джемс Тревенен, спутник капитана Кука в третьем кругосветном плавании. Не так давно он поступил на русскую службу и непременно желал участвовать в предстоящей экспедиции. Джемса потянуло в Россию вслед за своим приятелем Джозефом Биллингсом, сослуживцем по вояжу с капитаном Куком.

Что влекло английских мореходов в Россию? Видимо, два обстоятельства. Натура русских людей, с которыми их не раз сводило провидение во время плавания в Великом океане, и заманчивость вояжей в неизведанные моря, омывающие Россию.

Тревенену повезло, что он начал службу у Муловского. Григорий Иванович за пятнадцать лет успел немало поплавать командиром фрегата в Средиземном море, поднимался в северные широты до Кильдина, ходил волонтером в Англии, владел французским, немецким, английским, итальянским.

Сейчас в компании своих подчиненных он то и дело переводил непонятные фразы Тревенену.

Остальные капитаны, добродушно посмеиваясь, переглядывались: «Ничего, пройдет полгодика, оботрется Яков Иванович», как окрестили русские моряки Тревенена.

Гревенсу и Сиверсу было понятно, что понадобится время, чтобы привыкнуть к незнакомому языку, вжиться в новую среду обитания…

Вообще все капитаны за предпоходные недели притерлись характерами, сдружились.