Читать книгу "Повседневная жизнь Дюма и его героев - Элина Драйтова"

«Мой девятилетний внук Жером печален, — пишет Морис Бувье-Ажан в статье «Александр Дюма за работой и в жизни». — Более того, он молчалив, а это для нас непривычно. Он получает кошмарные оценки. Он больше не слушается отца: он его не слышит.

Я успокаиваю родителей. Ничего страшного не случилось: мальчик просто устал. Я точно знаю, что он вовсе не потерял интереса к учебе: в прошлое воскресенье он задал мне не менее двадцати вопросов о Людовике XIII и Ришелье.

Мать без предупреждения входит в его комнату. Он читает. То есть, простите, он рыдает над книгой. Дело в том, что умирает г-жа Бонасье, и ни д’Артаньян, ни Атос, ни Арамис, ни Портос, ни Жером не могут ничего поделать. Даниель, твой сын не болен и не нерадив. Он просто стал жертвой Миледи. Сто двадцать лет спустя после прапрадеда своего прапрадеда».[1]

Впрочем, не обязательно быть всего девяти лет от роду, чтобы столь трепетно относиться к романам Дюма-отца. Другой исследователь творчества писателя так заканчивает свой обстоятельный труд о нем:

«Через 122 года некий молодой человек заплачет, дочитав последнюю страницу «Графа Монте-Кристо».

— Что случилось? — спросит обеспокоенная мать.

— Ничего! Я просто не хочу, чтобы оно закончилось!»[2]

Трудно найти человека, который никогда бы не слышал имени Александра Дюма-отца и не прочел хотя бы «Трех мушкетеров». Благодаря Дюма в нашей повседневной речи нет-нет да проскальзывают выражения типа «Богат, как Монте-Кристо» (где имя героя Дюма вытеснило древнего Креза) или «мушкетерствовать» (то есть блюсти законы чести, поступать независимо и благородно, пусть даже вопреки общественному мнению и собственной выгоде). Девиз «Один за всех, все за одного» пришел к нам из трилогии о мушкетерах, а чрезвычайно популярное наставление «Ищите женщину!» («Cherchez la femme!») — из романа Дюма «Парижские могикане», где эта фраза отражает метод работы полицейского инспектора Жакаля. Вот как он сам объясняет свой метод:

«Женщина замешана в любом деле… Поэтому-то наша работа так трудна. Вчера мне сообщили, что один кровельщик упал с крыши…

— И вы сказали: «Ищите женщину!»

— Это первое, что я сказал.

— И что же?

— Они надо мной посмеялись и сказали, что у меня навязчивая идея. Но стали искать женщину и нашли!

— Как же было дело?

— Недотепа обернулся поглазеть на женщину, она одевалась в мансарде напротив, и так ему это понравилось, ей-богу, что он забыл, где стоит: нога подвернулась и — трах-тарарах!» (Ч. I, XXXIV).

Легкость стиля и ненавязчивый юмор, жизненная правдивость диалогов и точность описаний, — по словам того же Бувье-Ажана, — «вечная юность Александра Дюма».

Может быть, именно благодаря этой вечной юности Дюма кажется ближе подросткам и юношам, нежели «серьезным» людям среднего возраста. Юность, еще не потерявшая свежести восприятия и искренности, еще не особо озабоченная необходимостью выглядеть солидно, — юность в лице читателей и читательниц из разных стран всегда проявляла интерес к книгам Дюма. Однако позже, взрослея, юные читатели и читательницы обычно узнавали от строгих учителей, что Дюма — «это несерьезно», что он вовсе даже и не классик, а писатель «второго ряда», автор «массовой литературы», и, устыдившись своей детской непосредственности, многие из них научались снисходительно поджимать губки при имени Дюма или при упоминании какого-либо из его романов.

Современный французский писатель Доминик Фернандес рассказывает:

«Когда я спрашиваю моих друзей: вы читали «Виконта де Бражелона», «Графиню де Шарни», «Графа Монте-Кристо»? они отвечают: «Когда-то, лет в четырнадцать-пятнадцать». Либо они не осмеливаются больше читать Дюма, либо не осмеливаются признаться, что продолжают его читать. В обоих случаях они запихивают Дюма на самую нижнюю полку своего сознания. Поскольку Дюма не тот автор, перед которым можно благоговеть, они смутно ощущают вину за то, что любят или когда-то любили его. Если я настаиваю, они испытывают некоторую неловкость. Уж не интересуют ли меня случайно эти романы с литературной точки зрения? Уж не значат ли они для меня больше, чем чтиво для отдыха? Уж не хочу ли я сказать, что они могут принести большую пользу, нежели отдых на пляже?»[3]

Литература XX века много сделала для того, чтобы соскрести косность и чопорность с «серьезной» читающей публики, и конец века неожиданно ознаменовался резким возрастанием интереса к творчеству Дюма: появляется все больше литературоведческих исследований и не только литературоведческих! Оказалось, что Дюма — великий помощник в решении жизненных проблем. Специальные социологические изыскания выявили, что романы А. Дюма особо показаны лицам, «излишне застенчивым и робким, испытывающим проблемы межличностного общения».[4]Людям же с сильным характером они помогают в активном осмыслении жизненных позиций.

Почему так? Думается, что такое действие романов А. Дюма на читателей в первую очередь обусловлено никогда не угасавшим интересом автора ко всем сторонам человеческой жизни, его огромным жизнелюбием и активностью. Дюма, как и его герои, был непоседой, он не боялся жизни и зачастую вступал в спор с обстоятельствами, идя на приступ, хитря, отступая, празднуя триумф. Потому и любимые герои Дюма всегда деятельны. «… Лишние люди и герои Дюма взаимоисключают друг друга. Полная противоположность нытикам, фанатикам и бездельникам, персонажи романов Дюма полны активного, энергичного и бодрого отношения к реальности, они не рабы ее, а динамичные и неутомимые преобразователи».[5]