Читать книгу "Шекспир - Виктория Балашова"

Лондон. Типография Филдинга. 1609 год

— Я нашел их, отец! Я раздобыл эти рукописи. — Томас бросил на стол стопку исписанных мелким почерком листков бумаги.

— Что ты опять притащил в типографию? — Торпу всегда было интересно, что принес сын, но по заведенной привычке он продолжал ворчать. — Очередные советы по обустройству сада?

— Отец! Я нашел сонеты Шекспира!

— Но, насколько я помню, он до сих пор жив, — съехидничал старик.

— Да, жив. Но при чем здесь это? — младший Торп пожал плечами.

— При том, что он никому не давал права публиковать сонеты. Шекспир писал их давно, лет пятнадцать-шестнадцать назад. Последние годы он сонеты забросил. К нему обращались многие с просьбой дать разрешение их опубликовать. Он был категоричен в своем отказе.

— Отец! Ты меня удивляешь. Многие из шекспировских пьес публиковали без его ведома. Да он и не единственный такой автор! Будто ты всю жизнь публикуешь лишь то, на что получаешь от авторов разрешение, — сын кипятился и не пытался скрыть раздражения, которое вызывали у него слова отца.

Торп с трудом встал из своего старого выцветшего кресла и подошел к столу. Он осторожно взял в руки исписанные листки:

Возненавидь, когда любовь умрёт,

Со всеми вместе. Будь моей бедою,

И жалость ты не принимай в расчет,

Когда стою с поникшей головою.

Когда увидишь, что не плачу я,

Не требуй победителю награды;

И после бури нет дождливей дня,

В который рай оборотился адом.

Не будь последним, кто меня оставит, —

Ведь худшее свершится надо мною,

Хочу почувствовать вначале

Всю боль, что заготовлена судьбою.

И вот когда тебя я потеряю,

Другую боль уже не ощущаю[1].

— Сонет номер девяносто, — произнес Торп медленно, прочитав его вслух, — это не его сонет, — он переворошил всю стопку, — здесь их слишком много!

— О чем ты говоришь, отец? Что значит много? Сколько уж есть.

— Где ты их раздобыл? — спросил Торп, внимательно глядя на сына.

— Принесли добрые люди. Они же всплывали то здесь, то там. Я уже два года пытаюсь их собрать все вместе. И вот удалось! — молодой человек гордо махнул рукой в сторону стола.

— Не удалось, — отец снова просмотрел сонеты, — Шекспир написал около тридцати сонетов. Не более. Остальные написаны не им.

— А кем? И откуда ты знаешь, сколько он написал?

— Я всегда следил за его творчеством и даже издал пару пьес. Сонеты вращались в литературных кругах лет шесть. И их было немного. Я, как и ты, пытался их собирать. Но в 1599 году Шекспир бросает писать сонеты, — объяснял старик, — он не дает разрешения на их публикацию. Тобб, ты помнишь Тобба?

— Конечно! Наш главный издательский «пират», — Томас кивнул.

— Он попытался было издать сонеты. Году примерно в 1600-м или 1601-м. Вышел большой скандал — говорили, что только два сонета принадлежали перу Шекспира. Я думаю, что больше. Но далеко не все. Ходили разговоры, что Шекспир сам распространял эти слухи, чтобы его не могли обвинить в публикации чужих сонетов под своим именем.

— Кому принадлежали остальные?

— Неизвестно. Но именно их таинственный автор настаивал на запрете публикаций. Тираж исчез из всех книжных лавок и из типографии Тобба, — Торп показал на стол, — там тоже не его сонеты. Чьи, не знаю. Но мы с этим связываться не будем. Когда я расспрашивал Тобба про то издание, он сказал, что и говорить о нем не хочет. Был страшно напуган, и заверил меня, что ни одного экземпляра у него не осталось, включая рукопись, по которой он печатал книжку.

— Отец, ты не знаешь, кому принадлежат сонеты. Почему не самому Шекспиру, толком объяснить не можешь. Все сонеты написаны одной рукой — мне достали рукопись. Ты видишь, они явно писались в одно время. То есть Шекспир вполне мог захотеть их издать. Почему нет? Мог собрать все свои сонеты и переписать для типографии, — молодой человек был так красноречив и убедителен, что сам начинал верить в эту версию, — поверь, мы лишь опередим других!

— Их печатать нельзя! — старик хлопнул рукой по столу. — Пока хозяин здесь я, это издание не выйдет. — Сгорбившись еще больше, чем обычно, он вышел из комнаты.

По прошествии нескольких месяцев Торп-старший умер. Вскоре в типографии были отпечатаны свежие экземпляры новой книги. На ней было написано: «Уильям Шекспир. Сонеты».

Сонетов насчитывалось сто пятьдесят четыре…

Лондон, Тауэр, 1558 год

В тот день Лондон кишел людьми. Представители всех сословий, бедные и богатые, толстосумы из Сити и простые рыночные торговцы, старики и студенты, высыпали на улицы города. Всюду висели флаги, разноцветные ленты и гобелены, призванные украсить убогие, грязные улицы, по которым двигалась процессия.

Порой ей казалось, что она выиграла войну, не меньше. Ведь именно так встречают армию-победительницу — радостными выкриками, фейерверками, восхищенными взглядами, которыми одаривает тебя толпа. Она махала им рукой и улыбалась, пытаясь не обращать внимания ни на холодный, пронизывающий ветер, дувший со стороны Темзы, ни на начинавший накрапывать дождь.

Медленно они приближались к истинной цели своего пути — Тауэру. Мрачная башня возвышалась на фоне темного, покрытого тучами неба. Воспоминания обрушивались на нее, будто морской шторм, от которого не укрыться, не спрятаться, — все равно накроет с головой, ударив всей своей силой о хрупкую деревянную палубу корабля. Многолетнее заточение в башне, где день и ночь сменяли друг друга со сводившей с ума монотонностью, казнь матери, которую не видеть позволяли лишь льющиеся из глаз слезы, и отчаяние, окутывавшее все ее существо сильнее и сильнее, — вот что запомнилось и придавало сил сейчас.

Елизавета гордо посмотрела на окружавших ее всадников. Кого из своей свиты она приблизит? Кого удалит с глаз долой? Кто станет ей верным другом? «У королевы не может быть друзей, — напомнила она себе, — существуют только враги или те, кто на данный момент таковым не является».

Совсем близко скакал Роберт Дадли, друг детства, несколько лет гулявший вместе с ней по внутреннему двору Тауэра и пылко смотревший на нее из тюремного окна напротив. Роберт поймал задумчивый взгляд Бэт и подмигнул ей игриво. Ее улыбка стала чуть шире и более искренней. Роберт слегка пришпорил коня и прогарцевал вперед. Он обернулся — королева смотрела ему вслед…

Наконец процессия оказалась возле Тауэра. В пурпурной мантии, подбитой горностаем, Елизавета остановилась возле входа в свою бывшую тюрьму. Несмотря на холод и ветер, она не спешила заходить внутрь. Когда-то она на коленях молила Бога о пощаде и справедливости. Час пробил — теперь эта страна у ее ног. Нищая, униженная, страдающая Англия была не лучшим владением для монарха. Но ей было достаточно и этого.