Читать книгу "Кратос - Наталья Точильникова"

Сквозь огромные окна бьет багровое закатное солнце, стучит под сапогами искусственный камень пола, там, за стеклом, шумят деревья, огромные, как галактические линкоры, тени играют на бархатной обивке стен. За спиной и по бокам – гулкие шаги охраны, руки сложены за спиной. Я не могу поверить в произошедшее.

Как я бился за этот проект! Рассчитал мою планету, понял, где она находится, открыл вход в гипертоннель с помощью карандаша и ластика, как истинный математик. Пусть это был виртуальный карандаш и виртуальный ластик, образы которых создал для меня перстень связи на моей руке! Сути не меняет. Десять лет я боролся за право организовать экспедицию. Помогли два человека: друг отца Герман Маркович Митте, большой чин в службе безопасности Кратоса, и мой друг поэт Никита Олейников, вдруг в одночасье оказавшийся любимым поэтом императрицы. Никита намекал, что его рекомендовала одна из многочисленных внучек Анастасии Павловны. Впрочем, неважно. Именно эти два человека донесли до императрицы мой проект. Наверное, она улыбнулась и сказала что-нибудь типа: «Ладно! Дерзай, мальчик!» Мальчику было уже за тридцать.

В результате я получил в распоряжение небольшой исследовательский корабль с экипажем и чин подполковника в придачу. Мы оставили тяжелую махину на орбите и спустились на поверхность на нескольких десантных шлюпах.

Я чувствовал себя новым Колумбом. Вокруг возвышались чудовищные деревья, похожие на гигантские папоротники. И я казался себе муравьем на земле среди высоких трав. Эти деревья не назовешь корабельными: ни один корабль такого не выдержит, даже Иглы Тракля на имперских линкорах не достигают подобных размеров. Мы словно вернулись в прошлое земли, во влагу и сумрак мезозойского леса.

Я долго колебался, не давая названия планете. Не называл, когда мы поняли, что да, у звезды есть внутренние планеты, молчал, когда стало ясно, что одна из них землеподобная, хоть и меньше по объему почти на треть. Когда мы оказались на орбите, я сказал: «Подождем, пусть проявит характер».

Она проявила. Не прошло и дня, как к месту посадки вышел хозяин этих лесов, огромный, тучный, с маленькой головой на длинной шее. В мезозое водились подобные зверушки: брахиозавры, кажется. В длину «зверушка» достигала метров тридцати, а в высоту – четырехэтажного дома. А двигалась легко и без усилий. Здесь все легко: ходьба, бег, подъем тяжестей. Только дыхание, быть может, чуть труднее.

Мы ретировались к машинам и достали оружие. Гамма-лазеры и обычные лазеры высокой мощности.

А она перла прямо на наши корабли и наспех поставленные палатки.

– Стреляем в голову! – бросил я.

Выстрелили почти одновременно. Голова ящера вспыхнула и обуглилась, а зверь все шел вперед. Еще немного и раздавит палатки! Сожженная шея сломалась, дымящаяся голова медленно (как при замедленной съемке) упала в траву, послышался хруст – зверь наступил на нее лапой. Я сжал рукоять лазера похолодевшей рукой и прицелился. Сверкнул луч, пламенеющая борозда прошла по туловищу, разрезая его пополам, и тогда ящер наконец рухнул в метре от меня, ломая вековые деревья и забрызгав кровью все вокруг. Очень привычной красной кровью, только она текла ведрами. Кровавая лужа скопилась на листе зонтичного растения и по капле проливалась на землю. Так лениво и неторопливо, словно это были не капли крови, а красные стеклянные бусины в воде.

Весь день и всю ночь, забыв о сне и еде, мы ставили вокруг лагеря сигнальные ограждения и крепили на них автоматическое оружие. На следующий день попалось еще три похожих зверя, наверное, это было стадо. Лагерь окружили гниющие туши. Я глядел на мертвых гигантов и думал о том, что это словно избиение младенцев. Человеку они не конкуренты. Увы, всех перебьем, даже не успев занести в Красную книгу. Наверное, теперь здесь никогда не возникнет собственное уникальное человечество, потому что мы уничтожим его потенциальных предков.

Ребята-биологи взяли образцы тканей и сделали вывод, что это можно есть. Отважился я один. Похоже на змею, развлечение для любителей китайской кухни. Так как желающих больше не нашлось, а останки ящеров продолжали разлагаться в непосредственной близости от лагеря, я решил воспользоваться Иглой Тракля. И туши были аннигилированы, превращены в излучение и поглощены пространственно-временной воронкой, спалившей попутно несколько деревьев, но слизнувшей огонь с ближайших ветвей в свое подпространство и не давшей разгореться пожару.

И тогда я придумал название моей планете. Я не хотел ничего страшного или наукообразного: ни «Ящер», ни «Динозавр», ни «Мезозой». Скорее в голове крутилось что-то мифологическое: неуместные Лоэнгрины, Замки Веселой Стражи и Девы Озера. Я вспомнил о скандинавском драконе Фафнире, но не хотелось давать название в честь поверженного врага. Скорее уж Сигурд, его победитель. Но мы пришли строить, а не сражаться. Нам здесь жить. И тогда я вспомнил о Светлояре, том самом озере, в которое когда-то погрузился град Китеж, спасаясь от Батыевых орд. Я надеялся, что императрица не обвинит меня в эскапизме. Я собираюсь возводить мой Китеж, а не топить.

Она приняла мое предложение: «Светлояр так Светлояр!». Назначила главой колонистов и пожаловала чин полковника. Именным указом. Мне доставили патент, напечатанный на гербовой бумаге и заверенный личной подписью Анастасии Павловны. Хоть на стенку вешай!

Почти одновременно пришло письмо от Никиты, того самого поэта и приближенного ко двору:

«Баба Настя прочит тебя в губернаторы твоего Светлояра. Сказала, что ты уже достоин, но нельзя же назначать человека „губернатором палаток". Так что строй свой Китеж! И попомни мое слово: построишь хотя бы деревню – будешь губернатором».

Прошло пять лет. Мы построились, а местные динозавроподобные обитатели наконец постигли своими крошечными мозгами, что к этим мелким и бледнокожим лучше не соваться, и оставили нас в покое. От Никиты шли письма о близости моего назначения. Тогда же поползли слухи о представлении меня к ордену «За заслуги перед Отечеством», и я уже спал и видел на своем мундире восьмиконечную алмазную звезду.

Неожиданно пришло известие о смерти императрицы. Мы объявили траур и совершенно искренне оплакали Бабу Настю и помянули свежесваренным папоротниковым самогоном. Славная была тетка, ничего не скажешь: и сама жила, и другим жить давала. Тогда же, на общей попойке, мы решили назвать столицу Светлояра (сотня домов со зданием администрации) Анастасией Великой.

Но все пошло наперекосяк. В качестве преемника ждали Леонида Хазаровского, известного франта, ловеласа, филантропа и великого экономиста и управленца, именуемого в народе Лео, последнего любовника императрицы. Случилось иначе. Неожиданно преемником Анастасии Павловны оказался министр двора Владимир Страдин, человек жесткий, авторитарный и не терпящий оппозиции. Творческая и университетская аристократия огорчилась, пошмыгала носом, поерепенилась, поругалась да и замолчала в тряпочку. Зато военная и чиновничья воспрянула духом. По роду занятий я принадлежу к военной аристократии, но по происхождению – из университетской и, честно говоря, я был душой с теми, кто ругался, шмыгал носом и ерепенился, а отдаленность наша от благословенной столицы позволила мне не молчать в тряпочку, так что господину Страдину от меня досталось на полную катушку. А в каждом письме из Кириополя жаловался на жизнь и изливал душу лишенный спонсорской поддержки поэт Никита Олейников.